Немиров 41 - танковые сражения лета 1941 года

Интервью с ветераном 229 КАП

19.06.2009
По ту сторону жизни
Ветеран войны вспоминает о 22 июня 1941 года

Василий Данилович Кирдякин был одним из тех, кто, участвуя в приграничных сражениях, первым принял на себя удар фашистских захватчиков. Свой первый день Великой Отечественной войны он встретил в 229-м корпусном тяжёлом артиллерийском полку, в котором принял командование батареей, в нескольких километрах от советско-польской границы.
— Василий Данилович, чувствовалось ли приближение войны весной¬летом 1941 года?

— Конечно, мы, младшие командиры, получали сведения о международном положении из газет, по радио, на политзанятиях, которые проводили политработники полка, но наши командиры владели большей информацией. Между тем информация была тревожная. Так, в окрестностях яновских летних лагерей, где мы базировались перед войной, постоянно шныряли немецкие похоронные команды, которые якобы разыскивали могилы немецких солдат, погибших в 1939 году при нападении немцев на Польшу, а также в стычках с советскими войсками, совершавшими освободительный поход в Западную Украину и Белоруссию.
На самом деле они занимались разведкой, сбором информации о расположении, численности и вооружении советских частей и соединений, базировавшихся в Западной Украине. Разведкой занимались и разведчики-нелегалы. Кроме того, перед войной участились случаи нарушения воздушного пространства немецкими самолетами. Сбивать эти самолеты нашим летчикам запрещали, чтобы избежать провокаций, хотя было понятно, что эти самолёты занимались воздушной разведкой и фотографированием военных объектов.
Известное сообщение ТАСС от 14 июня 1941 года, в котором говорилось, что нельзя верить распространяемым в последнее время слухам о близости войны между СССР и Германией, что эти слухи являются пропагандой враждебных СССР и Германии сил и что Германия, так же как и СССР, неуклонно соблюдает советско-германский пакт о ненападении, выглядело странным.

Тогда наш командир полка подполковник Винарский на совещании командиров Киевского особого военного округа, которое проводилось в один из дней последней предвоенной недели, даже поставил вопрос об эвакуации семей военнослужащих из приграничной зоны. За эту предосторожность его уличили в трусости и паникёрстве и чуть было не лишили должности.
Между тем немцы эвакуировали население приграничных сёл. Вся приграничная зона была нашпигована немецкими войсками и техникой. Их военные приготовления просматривались даже в бинокли и артиллерийские стереотрубы. Они начали складировать свои артиллерийские снаряды и авиабомбы прямо на грунт, что говорило об их скором применении. Непосредственно перед нападением к нам перебрались несколько перебежчиков, которые указали точный час нападения.

— Но насколько ваш полк, в котором вы служили, был готов к нападению?

— У 229-го корпусного тяжёлого артиллерийского полка к тому времени уже была своя история. Он был сформирован в Одессе в 1929 году, спустя десять лет, в сентябре 1939 года, полк принял участие в освободительном походе в западные области Украины и Белоруссии. В этом походе участвовал и я. Перед войной в состав полка входило три артиллерийских дивизиона соответственно калибра 122 мм, 152 мм и 203 мм. В батарею, которой я командовал, входили четыре орудия калибра 152 мм, каждое из которых обслуживали 10–12 человек артиллерийского расчёта. Слабым звеном нашего полка были артиллерийские тягачи, в качестве которых использовались тракторы ЧТЗ, скорость которых составляла всего 6–8 км/час. Это, конечно, сильно снижало манёвренность полка. Кроме того, не были предусмотрены посадочные места для артиллерийского расчёта, и артиллеристы вынуждены были передвигаться пешком.
Непосредственно перед войной полк базировался в населённом пункте Яворов, всего в нескольких километрах от границы. Но на лето мы выезжали в летние лагеря у деревни Янов, что под Львовом. По ту сторону границы находилась оккупированная Германией территория Польши.

— Как для вас началась война?

—В половине пятого утра 22 июня наш полк был поднят по тревоге. В полковой колонне мы двинулись в направлении Яворова, где находилась наша основная база, в том числе артиллерийские склады с запасом снарядов. Ощущался некоторый элемент растерянности, но страха не было, и все действовали чётко и энергично. В случае войны все командиры, в том числе и я, должны были получить в штабе пакеты с предписанием выдвинуться со своим подразделением на определённые позиции, но их мы так и не получили. Примерно в 9 часов утра мы, пополнив запасы снарядов, прошли Яворов и начали движение на запад. Моя батарея шла во главе полковой колонны. Дело в том, что полк имел оборудованные на случай войны позиции, на которых были блиндажи с перекрытием в шесть накатов, защитные капониры для орудий. Полк подвергся налёту немецкой авиации. Появились первые убитые и раненые. В частности был тяжело ранен командир первого дивизиона старший лейтенант Кристалинский.
А уже к 11 часам мы увидели, что в ближайшей деревне идёт бой. Поскольку обстановка была неясная, командир взвода управления батареи лейтенант Сыроватко и старший сержант из отделения разведки попросились в разведку в эту деревню, но назад так и не вернулись. Мы подвергли артиллерийскому обстрелу окрестности деревни, а также развилки дорог, находящиеся практически у самой границы, где могли скапливаться вражеские войска и техника. И как оказалось, своевременно, так как немцы пытались в деревне захватить штаб какой-то из наших частей, но, испугавшись артналёта тяжёлой артиллерии, отступили.
Примерно в 5 часов вечера к нам на позиции подошёл полит-рук и попросил помочь стрелковой части. На груди политрука был орден Красной Звезды, как я потом выяснил, за финскую войну. В тот период это была редкая награда, и обладатель её сразу выделялся.
Командир полка приказал нашей батарее выдвинуться с восточной опушки леса на западную, откуда удобнее было вести огонь. Пройдя через лес, мы заняли позиции и начали обстрел по указанным пехотинцами целям. Выпустили по немцам примерно 100 снарядов. Поскольку снаряды закончились, мы снялись и начали движение через лес на исходные позиции. Но в лесу нас остановили в расположении штаба 97-й стрелковой дивизии.
На моих глазах командир дивизии, полковник, расстрелял за какую-то провинность, возможно, за дезертирство нашего солдата. Он обратился ко мне: «Почему покинул позиции? Ты будешь расстрелян за дезертирство». Я объяснил, что выдвинулся на западную опушку леса по просьбе политрука, и поскольку снаряды закончились, возвращаюсь в расположение полка. Благо, рядом с полковником стоял уже знакомый мне полит-рук с орденом Красной Звезды, который подтвердил мои слова. «Хорошо, снаряды сейчас подвезут, а тобой пока что займется особый отдел», — сказал полковник. Действительно, через час привезли целую машину снарядов, но они оказались для наших 152 мм гаубиц-пушек непригодными.
Особист интереса ко мне не проявил, и уже где-то к утру я привёл свою батарею в расположение полка. Командир полка обрадовался, так как все уже начали думать, что наша батарея погибла.

— Что же происходило в последующие дни?

— С боями отходили на восток. Было тяжело на сердце, когда мы проходили мимо подвергшихся бомбардировке аэродромов, где практически все наши самолеты были уничтожены на земле. К нам в колонну пристроился один летчик. Он снял с разбитого самолета пулемёт с турелью и во время налета немцев на нашу колонну обстреливал немецкие самолеты из своего пулемета. 29 июня мы получили приказ оставить Львов. На марше полк подвергался постоянным налетам немецкой авиации. И если людской состав в основном сохранялся, то пушки и особенно тракторы всё чаще выходили из строя. А уже к 12 июля батарея потеряла последнюю гаубицу-пушку.
Некоторое время спустя наш полк направили на переформирование в город Волчанск. Мы получили на вооружение 107 мм пушки. Шли ожесточённые бои.

— В плену были?

— Попал однажды. От этого на войне никто не застрахован. После двух недель пребывания в плену мне удалось бежать, и с помощью местного населения, переодевшись в гражданскую одежду, через 10 дней я вышел к своим. Три недели провёл в фильтрационном лагере и после проверки получил новое назначение — начальником штаба 61-го отдельного дивизиона бронепоездов. Позже по дорогам войны пришлось пройти в составе 44-й отдельной противотанковой артиллерийской бригады, участвовавшей в операции «Багратион» по освобождению Белоруссии, где шли особо тяжёлые бои. В одном из таких боев под районным центром Караватичи немцы бросили в бой на нашем участке фронта наши трофейные танки Т-34. Мы были обескуражены: наши танки и идут против нас. Связались с командованием: могут ли быть какие-то наши воинские части в этом районе? Получив отрицательный ответ, начали истребление этих танков. На поле после боя осталось 12 подбитых танков. Но вот что было удивительно — ни в одном из подбитых танков мы не обнаружили трупов, немцы всех утащили. Кто составлял экипажи этих танков, так и осталось загадкой. За этот бой многие бойцы и офицеры получили награды, а один командир орудия и один наводчик были представлены к званию Героя Советского Союза. Я же был награжден орденом Красной Звезды.

— Вы участвовали в войне с первых её дней. Где для вас она закончилась?

— При освобождении Варшавы в январе 1945 года я был ранен и попал в госпиталь. Здесь, собственно, для меня военная служба и завершилась. Начав войну в звании лейтенанта, командира артиллерийской батареи, к концу войны получил звание майора и должность заместителя начальника штаба противотанковой бригады. Награждён четырьмя орденами и двадцатью медалями.