Отправлено: 04.04.08 17:33. Заголовок: 132 ПД

Место действия: Ярослав-Львов-Броды-Ямполь
Временной отрезок: 30 июня — 1 августа 1941 г.
Свидетель: Готтлоб Бидерман

Подразделение: 14 противотанковая рота 438 пехотного полка 132 пехотной дивизии
Источник: Бидерман Г. В смертельном бою. Воспоминания командира противотанкового расчёта. 1941-1945 / Пер. с англ. А.С. Цыпленкова. - М.: ЗАО Центрполиграф, 2005. - 366 с. - (За линией фронта. Мемуары). ISBN 5-9524-1594-6
Gottlob Herbert Bidermann. In deadly combat. A german soldier's memoir of the eastern front. 1941-1945

Стр. 5-15

цитата:

Глава 1. Поход на Восток 30 июня 1941 г. Летний зной царил на бескрайних равнинах Восточной Польши, и лишь движение слегка раскачивавшегося под нами поезда помогало легче перенести жару. Тяжело груженный эшелон медленно шел по беспорядочно разбросанным сосновым лесам и степям. Земля здесь была песчаной и невозделанной. Мы ехали на восток мимо маленьких ферм и деревень, пересекая извилистые реки. Местное население не обращало на нас внимания, только дети время от времени махали нам с пыльных улиц и обочины дороги. Мужчины и женщины, за которыми мы наблюдали с большого расстояния, растворялись в мерцающем зное, когда колеса поезда оставляли их далеко позади. Мы коротали часы, сидя или лежа под безоблачным небом, расположившись на открытых грузовых платформах между прочно закрепленными на них орудиями и машинами. Вопреки уставам мирного времени, которым ранее подчинялась наша жизнь, нам разрешили расстегнуть верхнюю пуговицу серо-зеленых мундиров и закатать рукава, чтобы мы могли почувствовать небольшое облегчение в условиях палящего зноя. Первые известия о войне с Россией дошли до нас несколько дней назад, и мы мало говорили о нашем возможном участии в сражениях. Все были уверены, что война с Советским Союзом, как и вооруженные конфликты с Францией и Польшей, быстро закончится. На закате появились стены и башни Кракова, священного города Польши, где в соборе покоилось сердце Пилсудского. Эшелон, скрипя тормозами, медленно подкатил к полустанку, расположенному близ пыльной узловой станции. Нам разрешили выйти из вагонов. Через несколько секунд нас окружила шайка неопрятных детей, на которых часовые военной полиции, стоящие с каменными лицами неподалеку, не обращали внимания. - Bidde urn bror, Herr (Пожалуйста, хлеба, господин (искаж. нем.).), - жалобно кричали дети, жадно хватая грязными руками куски хлеба, которые мы вытаскивали из сумок и отдавали им. «Бедная Польша», - подумал я, отдавая кусок хлеба деловитой маленькой девочке в обмен на потрепанную газету. Газета была выпущена днем раньше на немецком и польском языках, и из нее можно было узнать первые новости об операции на востоке: наступали на Лемберг (Львов); Гриднов, Брест-Литовск, Вильно, Ковно и Дюнабург быстро перешли в руки немцев. Броские заголовки гласили, что было уничтожено свыше 2582 советских самолетов и 1297 советских танков. Оккупированная Советами Польша освобождалась от ига большевиков. Вскоре военные полицейские принялись свистеть и кричать, жестами призывая нас занять свои места в поезде. Мы гурьбой взгромоздились на платформы. Колеса вагонов протестующе заскрипели, и мы медленно двинулись вперед. Я вслух читал газету солдатам нашего орудийного расчета, которые разлеглись на ровной платформе. Я оторвал взгляд от газеты и оглянулся на перрон, где теперь оставалась лишь группа ребятишек. Мы продолжали двигаться навстречу неведомой судьбе. 1 июля мы подъехали к станции, находившейся в десяти километрах к западу от Пелкини близ Ярослава. Здесь мы выгрузились и вновь двинулись на восток длинной пешей колонной (незавидный удел каждого пехотинца). На некотором расстоянии впереди нас «шенилетт», автомобиль на гусеничном ходу, взятый в качестве трофея во время Французской кампании, тащил наше противотанковое орудие. Внезапно в нос ударил запах дыма и пепла, сохранившийся здесь, и вскоре нашим взорам предстали большие воронки и сожженная техника - поработали немецкие пикирующие бомбардировщики «штука». В конце концов наша колонна подошла к временному пункту питания, где под бдительным оком вездесущей военной полиции сестры Красного Креста, швабки, цедили холодный кофе из полевой кухни на конной тяге и половником разливали его в наши кружки. Они тщетно пытались выведать у нас последние новости из дому. Наша длинная серая колонна тронулась в путь, оставив сестер Красного Креста позади, и походным строем стала двигаться дальше на восток. Когда нас настигли сумерки, мы укрыли технику и орудия под деревьями редкой придорожной лесополосы. Нам было приказано обеспечить противовоздушную маскировку, и мы попытались замаскировать наши позиции тонкими ветками. На рассвете нас обогнали части обеспечения, двигавшиеся по магистрали в сторону далекого восхода. Весь следующий день мы шли следом за интендантским подразделением и во второй половине дня впервые увидели противника. По пыльной дороге навстречу нам двигались бесконечные колонны русских пленных, одетых в потрепанную форму защитно-коричневого цвета. Многие из тех, на ком не было фуражек, привязали к коротко остриженным головам пучки соломы, служившие защитой от палящего солнца; некоторые шли босиком или были полураздеты. Из-за странной неоднородности их одежды они казались не похожими на солдат. В их внешности воплотились черты белолицых русских, темнокожих кавказцев, киргизов, узбеков, кочевников с монголоидными чертами лица - многих народов с двух континентов, входивших в состав Советской России. Они молча, опустив глаза, прошли мимо нас; время от времени было видно, как некоторые из них поддерживают раненых, больных или тех, кто казался обессилевшим. В школе нас учили, что Европа от Азии отделена Уральскими горами; тем не менее, здесь, как мы считали в центре Европы, мы увидели Азию. Длинная колонна несчастных скрылась из вида за нашей спиной, и, когда нас настигли сумерки, мы расположились на отдых. Под усеянным звездами небом мы завернулись в маскировочные плащ-палатки и проспали до утра. 14-й противотанковой роте была отведена роль передового отряда, и мы выступили ровно в 5.00. Оседающие развалины сожженных домов были безмолвными очевидцами боев, развернувшихся в городе Ярославе во время Польской кампании, которая, казалось, проводилась очень давно, хотя с тех пор прошло всего два года. Когда в Радимо мы перешли через реку Сан, под нашими ногами оказалась уже русская земля. Мы прошли мимо большого немецкого кладбища, оставшегося со времен Первой мировой войны. Над его воротами висела поблекшая деревянная табличка: «Памяти товарищей, павших в Дубровице». Нашей колонне не разрешили останавливаться надолго, чтобы осмотреть могилы. Мы имели смутное представление о том, сколько наших собственных могил останется возле дорог в глубине России. Вскоре на своем пути мы повстречали свежие могильные холмики с грубыми березовыми крестами, увенчанными стальными касками германского вермахта, которые нельзя было ни с чем перепутать. Эти могилы - первые безмолвные свидетели кровопролития возле дороги, ведущей на восток, - были расположены упорядоченно, рядами и колоннами. Мы пытались отвести взгляд, но могилы постоянно притягивали его. Мы продолжали движение, а безмолвные красно-коричневые холмики, казалось, звали нас к себе. Они будто бы говорили: «Не оставляйте нас здесь... Не бросайте нас в этом незнакомом месте». Со стороны Лемберга смутно доносились звуки канонады. Дороги становились все хуже и хуже, и пыль обильно оседала на солдатах, лошадях и машинах. Когда оранжевый шар солнца стоял в зените, с трудом пробиваясь сквозь облака удушающей пыли, были видны лишь смутные очертания машины, идущей впереди нашего взвода. Пот и пыль, смешиваясь, придавали очень странный вид лицам под зелеными касками. Возле Краковиц мы вновь провели ночь под тентами, сделанными из плащ-палаток. Наш поход в никуда продолжался. Мы двигались вперед к неизвестному нам пункту назначения. На пути нам встречались убогие деревушки, расположенные вдоль дороги. Русские женщины и дети пристально смотрели на нас из дверных проемов, вглядывались в нас, скрываясь за оконными стеклами скверного качества. Единственными мужчинами, которых можно было встретить, были престарелые ветераны минувших войн. Жители деревень, когда мы их расспрашивали, рассказывали нам о большевиках. При этом в их глазах был виден ужас, страх перед сибирскими лагерями. Они говорили нам, что в школах висели портреты Сталина. Когда сельские учителя спрашивали: «Кого вы благодарите за хлеб насущный?» - ученики должны были отвечать: «Сталина». Нас обнадежило то, что сведения о последствиях коммунизма мы получаем из первых рук. То, что мы слышали, нельзя было считать лишь происками нашей собственной пропаганды. Нидермайер заметил: - Теперь, увидев Россию, мы поняли, какое это счастье - быть немцем. 5 июля мы миновали Лемберг. С начала войны по городу дважды наносились мощные удары, и рано поутру из тумана проступили очертания сожженных заводов, домов, лежащих в руинах, и подбитых танков. От их еще горячих остовов валил жирный черный дым. В одном из тех немногих кварталов города, которые частично сохранились, люди выстроились в длинную очередь возле продовольственного склада. Когда мы проходили мимо, они равнодушно смотрели на нас. Военный аэродром русских под Лембергом «штуки» привели в непригодное состояние. Повсюду виднелись почерневшие самолеты и вдребезги разбитая техника, и во время привала солдаты бродили среди обломков, фотографировали друг друга на фоне разбитых советских самолетов, с любопытством отыскивали и подбирали сломанные детали, ни на минуту не забывая об инструкциях, строго запрещавших мародерство и несанкционированные реквизиции взятой в качестве трофеев техники противника. Война с Советским Союзом шла всего несколько дней, и мы с интересом рассматривали все, что было связано с Советской армией. Наш поход продолжался всю первую половину июля. День за днем мы встречали на своем пути огромное количество подбитых русских танков. Вдоль обочин то здесь, то там попадались перевернутые тягачи с прицепленными к ним полевыми пушками. На полях виднелись многочисленные артиллерийские позиции, оставленные русскими. Они оказывались невредимыми - быстрая атака наших войск застала врасплох оборонявшихся советских солдат. Мы удивились тому, как хорошо была моторизована Советская армия. Наша артиллерия была представлена в основном орудиями на конной тяге, как во времена Первой мировой войны. Могилы немецких и русских солдат теперь оказались вблизи друг от друга: немецкие могилы, отмеченные грубыми деревянными крестами, находились справа от дороги, а русские — слева. Русские могилы остались безымянными. Могилы обозначали лишь винтовки и штыки, воткнутые в рыхлую землю. Немецкие могилы были увенчаны характерными стальными касками, а на некоторых крестах на льняных бечевках висели личные знаки в надежде на то, что их подберут и зарегистрируют. 8 июля, когда подошли к Бродам, на широкой, изрытой глубокими колеями дороге мы обогнали интендантские подразделения и подразделения связи 71-й дивизии 6-й армии. Связисты сообщили нам, что дивизия при взятии Лемберга потеряла 600 человек убитыми и ранеными, и с уверенностью заявили, что война должна кончиться через несколько недель. Наше наступление остановилось на старой границе между Россией и Галицией. Мы ожидали встретить ожесточенное сопротивление противника, когда 6-я и 17-я армии достигли линии Сталина, представлявшей собой ряд бункеров и хорошо укрепленных опорных пунктов. Мы были разочарованы, когда узнали, что 132-й пехотной дивизии было приказано оставаться в резерве, - большинству из нас хотелось побывать на передовой до неизбежной капитуляции Советского Союза. 14 июля ничего примечательного не произошло. Жизнь наша была скучной: мы видели дороги шириной 100 метров, по которым шел транспорт, пыль, грязь, палящий зной, грозы и бескрайние поля, где лишь изредка попадались негустые скопления деревьев, растянувшиеся до горизонта. Вдали виднелись крытые соломой колхозные постройки, и мы ориентировались по ним, как по пальмам в пустыне, чтобы выйти к незамысловатым колодцам. Нам говорили, что Красная армия, отступая, зачастую отравляла воду в колодцах. Останки лошадей, которые попадались на всем протяжении пути, издавали зловоние. Этот запах всегда будет напоминать нам о «советском рае», куда мы все больше и больше углублялись. Наступление замедлилось, когда мы миновали Ямполь. Время от времени нам везло, и мы добывали немного лука и моркови в деревнях, через которые пролегал наш путь; реже прибавкой к нашему однообразному походному рациону служила курица или пара яиц. Мы с тоской вспоминали время, проведенное нами в Каринтии и Загребе перед тем, как началось наступление на русских, - там нам давали холодное пиво и сливовицу. Пехота продолжала идти от рассвета до заката. Запыленные, потные, липкие, при неизменно тяжелых погодных условиях, мы все глубже вторгались в пределы Советской России. Стараясь облегчить груз нашего походного снаряжения, мы вопреки инструкциям реквизировали небольшие тележки, в которых впрягали выносливых русских лошадей. По мере того как цивилизация (в нашем понимании этого слова) отдалялась от нас, оставшись позади, эта практика все больше укоренялась. Немногочисленные жилища были убогими и, скорее всего, кишмя кишели вшами, поэтому ночи мы проводили в палатках, в стогах сена, а чаще всего - на голой земле; спали, завернувшись в пригодные для всех случаев плащ-палатки, которые выдавались каждому пехотинцу. Солдаты тех подразделений, где использовалась конная тяга, просыпались на рассвете от всхрапывания голодных и мучимых жаждой лошадей. Мы проходили мимо деревянных зданий школ, которых было ненамного больше, чем грубо отделанных помещений, украшенных характерными красными звездами, с выкрашенной в красный цвет кафедрой, предназначенных для политических собраний Коммунистической партии. На стенах висели изодранные, запыленные портреты Ленина и Сталина. Там, где при царском режиме едва знали алфавит, Сталин ввел обязательное образование. Нас удивило то, что многие школьники немного говорили на ломаном немецком, а из пропагандистских материалов, попавших в наши руки, мы узнали, что детям давали в первую очередь политическое образование. 17 июля, впервые с начала наступления, нам доставили почту из дому. Через десять дней дивизия вступила в Украину и, пройдя через Казатин, стала двигаться на юго-восток, по направлению к Рушину. Украинская земля парила от летнего зноя. По широким песчаным и выложенным неотесанным камнем дорогам мы пришли в страну бескрайних горизонтов. Широкие беспредельные степи, нивы и подсолнечные поля окружали дороги, по которым мы шли на восток. Примитивные деревянные ветряные мельницы усеивали горизонт. Для нас они служили местом, где мы могли напиться и отдохнуть во время навевающего тоску похода по этому краю, который оставил нам незабываемое ощущение свободы, контрастирующее со вседовлеющим чувством пустоты. Мы устроили привал в заброшенной роще акации, которая давала слабую тень посреди океана травы. Рота прошла пешком 60 километров меньше чем за двадцать четыре часа; ссадины на ногах болели, пятки были избиты в синяки. Пыльные, изборожденные полосами от пота лица, загоревшие на ветру и на солнце, из-под тяжелых касок оглядывали наши «владения». Руки, скользкие от пота, сжимали шанцевые инструменты, с помощью которых мы рыли в земле ходы сообщения. Была дана команда окапываться. Раздетые до пояса, мы молча вгрызались в землю, а жужжание пчел поблизости напоминало нам об их тяжелом, бесконечном труде. Клеменс и Гер, водители тягачей, решили определить местонахождение ульев и найти мед. Вооружившись котелками, экипированные плащ-палатками и противогазами, служившими защитой от пчелиных укусов, они скрылись из вида, направившись к колхозу, расположенному позади огневой позиции орудия. Поработав в течение часа, я соорудил слева от огневой позиции противотанкового орудия (ПТО) земляное укрепление установленного образца. Его высокая стенка, на которой мы должны были класть наши винтовки и гранаты, была обращена в сторону фронта. Противотанковое орудие, отлично замаскированное с помощью ветвей и травы, стояло на краю рощи. На горизонте была видна песчаная дорога, проложенная через пересеченную местность, лежавшую перед нами, и ведущая в западном и восточном направлениях, а в мерцающем зное полуденного солнца виднелись очертания изб далекой деревни. Слева от дороги, на краю позиции, ефрейтор Пелль поставил свою полугусеничную машину, спрятав ее за рощей акации, и приступил к маскировке своего ПТО. Корректировщики артиллерийских и минометных подразделений выдвинулись вперед, на свои наблюдательные пункты. На их спинах ремнями были закреплены катушки кабеля связи. Лишь изредка лязг шанцевых инструментов, фляжек и котелков нарушал спокойствие на первый взгляд мирной обстановки. Сложив свой пыльный китель и подложив его под голову, как подушку, я только начал задремывать на полуденном солнце, когда тишину нарушил винтовочный выстрел. Одним движением я скатился в свежевырытый одиночный окоп, нахлобучил тяжелую стальную каску и приложил карабин к плечу. Вглядываясь вперед, я никого не видел, лишь мягко колыхалась трава. Обучая нас обороняться, нам вдалбливали, что мы должны стрелять во все, что движется, в каждый шелохнувшийся листок или травинку. Теперь мое сердце колотилось, а в сознании мелькали тревожные мысли: придется ли мне сегодня убить другого человека? Кто первым выстрелит, кто первым поразит свою цель - я или он? Должен ли я буду убить кого-нибудь сегодня, чтобы спасти свою жизнь и жизнь своих товарищей? Мне вспомнились ряды могил с аккуратными крестами, на которых висели личные идентификационные знаки, и постарался выбросить эти видения из головы. Слева от нашей позиции, на расстоянии примерно 600 метров, тишину нарушили звуки винтовочной стрельбы. Поначалу эти звуки были похожи на знакомые нам хлопки карабинов, раздававшиеся на стрельбище, но вскоре пули, выпущенные мимо цели, стали свистеть в воздухе и рикошетить над нами. Горящими глазами мы продолжали смотреть вперед, но ничего необычного перед нашими позициями мы не увидели. На фоне ружейного огня вдалеке отчетливо прозвучал грохот противотанкового орудия. Через несколько минут инцидент завершился. Пыль и кисловатый запах жженого кардита медленно рассеивались в воздухе, а слева от нас безобразное черное облако поднималось в голубое полуденное небо. Мы оставались под защитой укреплений, прильнули к ним; наши сердца колотились от возбуждения. Приглушенными голосами мы пытались выяснить, что произошло. Спустя немного мы узнали через посыльного, что противотанковое орудие Пелла подбило советскую разведывательную бронемашину и что атака стрелковой роты русских была отбита. Мы не понимали, что спустя месяцы и годы, которые нам предстояло пережить, эта короткая схватка будет восприниматься как всего лишь случайная и незначительная стычка с противником. Этот первый бой, в котором полк принимал участие, имел мало общего с жуткими сражениями в последующие годы, которые были сопряжены с утратами, скорбью и бесчисленными жертвами. Многие из нас никогда не вернутся из этой страны бескрайних просторов. Но тогда такие мысли никому не приходили в голову. Я обратился к своему дневнику - небольшой, карманного формата, книжечке, углы которой уже обтерлись, а страницы покрылись пятнами от пота и дождя - и запечатлел происшествие. Двое водителей вернулись с котелками, с которых капал мед. Мед послужил отличным дополнением к нашему вечернему пайку. Мы ели его с пайковым хлебом, радуясь перемене обычного рациона, состоявшего из консервированной печенки и кровяной колбасы. Мы запили хлеб и мед холодным чаем и стали готовиться к новому переходу, который должен был начаться на рассвете. 30 июля застало нас на бивуаке возле Михайловки. В течение нескольких последних дней эскадрильи советских бомбардировщиков и штурмовиков совершали налеты на отдельные подразделения. Как оказалось, они не могли замедлить наше наступление. Пехотные роты и подразделения на конной тяге двигались всю ночь и покрыли 65 километров, достигнув Каргарлыка 31 июля. Был введен ночной пароль; ходили слухи о том, что в 7.00 следующего утра начнется длительное наступление на широком фронте. Летнюю ночь мы провели завернувшись в плащ-палатки; мы сидели сгорбившись в наших одиночных окопах, замаскированных травой. Слухи подтвердились, и 1 августа, ровно в 7.00, мы начали энергично наступать на советские оборонительные укрепления возле Мировки.

 Отправлено: 05.04.08 23:06. Заголовок: Пограничники

Вероятно, в правдивости источника можно сомневаться, но иметь ввиду всё же следует.

Место действия: Сокаль
Временной отрезок: 22 июня
Свидетель: Я. Бранько
Подразделение: 90 погранотряд
Источник: Великая Отечественная в письмах / Сост. В.Г. Гришин. – 2-е изд., доп. – М.: Политиздат, 1982. – 351 с., ил.


стр. 10-11

цитата:

В первый день войны После жестокого боя в западноукраинский городок Сокаль ворвались фашисты... С грохотом танк приближался к разрушенному зданию пограничной комендатуры, в подвале которого были укрыты женщины и дети. И вот навстречу бронированному чудовищу выбежал объятый пламенем человек. Сорвав с себя смоченный бензином халат, кинул его на решетку моторного люка, а сам пылающим факелом бросился под танк. Раздался взрыв. Гитлеровцы повернули назад... Это произошло в первый день войны, около девяти часов утра 22 июня. Я. Бранько. Правда, 1980, 22 июня.

Комментарий из книги:

цитата:

Почти четверть века оставалось неизвестным имя этого героя. Но благодаря стараниям бывшего пограничника Василия Владимировича, Платонова было установлено: подвиг совершил старший военфельдшер 4-й комендатуры 90-го Владимир-Волынского пограничного отряда Владимир Прохорович Карпенчук - уроженец села Лука Молчанская Жмеринского района Винницкой области.

Место действия: Перемышль
Временной отрезок: 22 июня
Свидетель: М. Скрылев
Подразделение: 92 погранотряд
Источник: Великая Отечественная в письмах / Сост. В.Г. Гришин. – 2-е изд., доп. – М.: Политиздат, 1982. – 351 с., ил.

стр. 11-12

цитата:

Шел бой на границе Я был политруком Перемышльской городской заставы 92-го пограничного отряда и вечером в субботу 21 июня 1941 года принял очередное дежурство. Только что в клубе отряда закончился концерт оркестра под управлением Дм. Покрасса. Композитор потом зашел на заставу, остановился у пулемета, приспособленного к стрельбе через окно, и заметил: «Это, похоже, не учебный...» Застава была готова к обороне. В ту последнюю мирную ночь пограничные наряды докладывали, что на другом берегу Сана вдруг прекратилось движение, умолкли моторы, гудевшие в последнее время днем и ночью. В 23.00 наш наряд доставил на заставу польского гражданина, пробравшегося на нашу территорию. Он рассказал, что, по словам немецких офицеров, 101-я пехотная дивизия готова к наступлению на Львов, а Перемышль намечено захватить сразу после начала боевых действий, которые развернутся через четыре часа, то есть 22 июня в 3.00 по среднеевропейскому времени. Я немедленно передал эти сведения в комендатуру и дежурному по отряду. Пришел приказ - перейти на усиленный вариант охраны границы. Но мы еще сомневались: не провокация ли? Ровно в 4.00 по московскому времени я услышал глухие одиночные, а потом частые разрывы. Враг вел по Перемышлю беглый артогонь. Рушились дома. Начались пожары. Над городом пролетели в наш тыл гитлеровские бомбардировщики. По команде «В ружье!» поднялся на заставе резерв - человек двенадцать. Перед каждой группой одна задача: огнем пресекать попытки противника переправиться на наш берег. Начальник заставы Александр Патарыкин отправил своего заместителя Петра Нечаева с несколькими бойцами на мост. В неравном бою у моста Нечаев взорвал гранату, уложил окруживших его немцев и сам погиб. Гитлеровцы несли потери, но нигде на четырехкилометровом участке границы переправиться не смогли. После полудня мы получили приказ отойти на тыловой оборонительный рубеж. С горьким чувством покидали мы границу. Я успел сжечь секретные документы. При отходе увидели на юго-восточных скатах пригородных высот наших артиллеристов, занявших боевые позиции. Это были части 99-й стрелковой дивизии. Вечером и ночью дивизия готовила контрудар и 23 июня в 4.00 ворвалась в Перемышль. В этом бою участвовал сводный пограничный батальон, куда вошли все оставшиеся в живых пограничники. 23 июня уже в освобожденном Перемышле начальник погранотряда майор Я. Тарутин приказал мне сформировать кавалерийский эскадрон. В тот же день мы, конники, настигли вражеских диверсантов, просочившихся в наш тыл. Это были переодетые гитлеровцы из полка «Бранденбург-800». Кавэскадрон уничтожил в нашем ближнем тылу лазутчиков, бандитов и вступил в бой с десантом, высадившимся в районе села Нижанковичи. Враг не смог отрезать, окружить защитников Перемышля. 99-я стрелковая дивизия и сводный отряд пограничников удерживали город несколько дней. М. Скрылев. Правда, 1981, 22 июня.

 Отправлено: 23.04.08 21:25. Заголовок: 200 СД

Ещё мемуары о событиях на правом фланге, у основания Львовского выступа.

Место действия: село Степань (на реке Горынь) – местечко Рожище (на реке Стырь)
Временной отрезок: 22 июня - 28 июня 1941 г.
Свидетель: полковник Людников Иван Ильич

Подразделение: 648 стрелковый полк 200 стрелковой дивизии 36 стрелкового корпуса 5 армии
Источник: Людников И.И. Дорога длиною в жизнь. Литературная запись С.Д. Глуховского. М., Воениздат, 1969 г.


с. 4-6.

цитата:

Директивой штаба округа от 16 июня 1941 года 200-й дивизии предписывалось в полном составе, но без мобилизационных запасов, 18 июня в двадцать часов выступить в поход и к утру 28 июня сосредоточиться в десяти километрах северо-восточнее Ковеля. Провожать дивизию вышло все население городка. Самые горячие заверения, что идем на учение, не могли утешить наших матерей и жен. Предчувствие близкой беды их не обмануло. Целуя жену и сынишек, я почти не сомневался, что ухожу на войну. В ночь на 22 июня дивизия совершала четвертый переход. Начали мы его раньше, чем рассчитывали. Днем прошел сильный дождь, появился туман. Это позволило выступить вскоре после полудня. Поэтому и закончить, переход рассчитывали раньше намеченного. Все мы радовались предстоявшей дневке, на которой можно будет дать бойцам хороший отдых после марша. Когда головные части дивизии вышли к селу Степань на реке Горынь, я вместе с комиссаром Прянишниковым и командующим артиллерией Леоновым выехал вперед, к реке Стырь: там намечалось расположить людей на отдых. Около трех часов ночи послышался нараставший гул самолетов. В темноте нельзя было определить их принадлежность. Но почему самолеты идут с запада на восток?.. И звук у них необычный. Наши ТБ-3 так не воют. Через полчаса дивизия подошла к переправе. Марш близился к концу, а люди не чувствовали усталости - бодрила предутренняя прохлада. Снова послышался нараставший гул самолетов. В небе уже посветлело, и с помощью бинокля я точно определил: над нами бомбардировщики Ю-88. Хорошо были видны немецкие опознавательные знаки. «Юнкерсы» нас не бомбили. Полагаю, они имели другую задачу: нанести удар по глубоким тылам. Но вскоре донесся гул близких разрывов - вражеские самолеты все же атаковали колонну нашего 661-го стрелкового полка. Этот зловещий сигнал заставил меня отдать частям приказ организовать противовоздушную оборону, вырыть щели, замаскировать материальную часть, выделить сторожевое охранение. Докладываю комкору А. И. Лопатину, где мы находимся, и жду указаний. Лопатин ответил, что еще не разобрался в обстановке, так как связь с командующим 5-й армией, в состав которой входит корпус, пока не установлена. И все-таки генерал Лопатин информировал меня о том, что произошло. Сегодня в четыре часа утра фашистская Германия своими сухопутными войсками перешла нашу государственную границу от Балтики до Карпат. Идут сильные бои. Обстановка сложная и во многом неясная. Еще через день у большого леса мы встретили семьи пограничников. Ко мне явился легкораненый командир с пограничной заставы Устилуг. Ему поручили сопровождать в тыл женщин с детьми. Пограничник рассказал о недавних событиях на своей заставе. В субботу 28 июня, в тот самый день, когда предполагалось завершить марш 200-й дивизии к Ковелю, мы вели бой на реке Стырь в районе Рожище. — А помните, Иван Ильич, бой под местечком Рожище? Помните командира 648-го стрелкового полка Леонида Савельевича Алесенкова. С этими вопросами недавно обратился ко мне ветеран 200-й дивизии, бывший артиллерист лейтенант Петр Малиновский. Да разве первый бой когда-нибудь забудешь! Это произошло днем. Находясь в полку Алесенкова, я впервые увидел развернувшихся в цепь солдат гитлеровской армии. Четыре роты, поддерживаемые двумя артиллерийскими дивизионами, наступали с плацдарма на восточном берегу реки Стырь. Немцы шли не сгибаясь, не оглядываясь и стреляли на ходу из автоматов. Да и чего им, теснившим одну обескровленную роту, было опасаться? Мы в тот день только выходили к передовой, чтобы сменить части 27-го стрелкового корпуса, и предполагали, что смену проведем ночью. Наблюдательный пункт майора Леонида Алесенкова был расположен у разъезда 305-й километр. Этот разъезд, как потом показали пленные гитлеровцы, им приказали захватить до наступления темноты. Увидев меня, когда я подходил к наблюдательному пункту, Алесенков воскликнул: — Товарищ полковник, в самый раз контратаковать! Один мой батальон изготовился, другой на подходе. Разрешите? Связываюсь по телефону с командиром гаубичного полка, ставлю перед ним задачу и приказываю трубку от уха не отнимать - ждать команды. Не более четырехсот метров отделяло нас от вражеской цепи, когда на нее обрушился огонь. Взвилась ракета - сигнал для контратаки, - и полк Алесенкова двинулся вперед. Немцы поняли, что дело дойдет до рукопашной, и стали пятиться. Помню, они все оглядывались. Не иначе надеялись увидеть за спиной свои танки. Но там их не было. Опасаясь поразить своих, молчала немецкая артиллерия. И тут грянуло мощное «ура». Гитлеровцы в панике побежали. До Стыри добрались немногие. Через час Алесенков докладывал: «Противник сбит с плацдарма у железнодорожного моста через Стырь». Чем примечательна наша первая победа под Рожище, столь незначительная в масштабе боевых действий, развернувшихся на широком фронте от Баренцева до Черного морей? Перед войной 200-я дивизия пополнилась призывниками из недавно освобожденной Ровенской области, где вражеские лазутчики распространяли панические слухи, пугая малодушных непобедимостью немецкого оружия. Полк Алесенкова показал всем частям дивизии да и ее соседям, что не так страшен черт, как его малюют, что врага можно остановить, гнать и уничтожать.

 Отправлено: 10.05.08 21:42. Заголовок: Железнодорожники

Место действия: железная дорога Красне – Сапежанка (Ковельской железной дороги)
Временной отрезок: 22 июня - 1 июля 1941 г.
Свидетель: воентехник 1 ранга Крюков Алексей Михайлович

Подразделение: 71 отдельный строительно-путевой железнодорожный батальон 4 отдельной железнодорожной бригады Особого корпуса железнодорожных войск.
Источник: Крюков А.М. Пути и тревоги: Записки военного железнодорожника. – 2-е изд., испр. и доп. – Петрозаводск: Карелия, 1982. – 288 с., ил.


с. 40-53.

цитата:

Особый корпус железнодорожных войск в составе 1, 4 и 5-й железнодорожных бригад был переброшен с Дальнего Востока на Львовскую, Ковельскую и Винницкую железные дороги с задачей вести работы по развитию и усилению линий Проскуров - Ярмолинцы - Копычинцы - Белобожница, Новоград-Волынский - Шепетовка – Лановцы - Тернополь - Потуторы - Ходоров и Львовского железнодорожного узла. Наш 71-й батальон был поставлен на строительство новой линии Красне - Сапежанка (Ковельской железной дороги). Передислокация частей Особого корпуса велась организованно и скрыто. Меры маскировки применялись на протяжении всего пути следования. Никто не знал, куда держит путь наш эшелон. Только по прибытии на станцию Сапежанка было объявлено: это новое место дислокации батальона. Через несколько часов после прибытия нашего эшелона на станцию командир бригады полковник Митрофан Трофимович Ступаков поставил перед командиром батальона майором В.И. Ефимовым задачу - строительство новой железнодорожной линии. Полной проектной документации на отводимый батальону участок не было. Командир батальона приказал мне связаться с помощником командира бригады по технической части военинженером 2 ранга Павлом Тихоновичем Морозовым и выяснить, как быть. С трудом дозвонился в Красне, где размещался штаб бригады. Морозов понял меня с первых слов: - Начинайте строительство с тем, что у вас есть, по мере получения документации - вышлем. Погода не баловала нас на новом месте. Было сыро, часто шли дожди и дул пронизывающий холодный ветер. Все эти дни я находился на трассе. Командиры и красноармейцы трудились с раннего утра до позднего вечера. Каждый понимал: сроки сжатые, объем работ большой, нельзя терять ни одной минуты. Особенно усердно трудились красноармейцы роты, которой командовал капитан Илья Аполлонович Швиндин. Рота ежедневно в полтора раза перевыполняла дневное задание. Красноармеец Подобедов при норме 8 перевозил тачкой 20 кубических метров грунта. Его труд мы ставили в пример всему личному составу части. Вскоре у Подобедова появились последователи: вначале единицы, а потом и десятки красноармейцев перешагнули рубеж двухдневных норм за смену. Посильную помощь оказывали местные жители. Так, например, крестьяне из села Дернив В.М. Шишко и А.И. Карпов на пароконке вывозили в насыпь до тридцати кубических метров грунта. Быстро пролетела весна. Наступили жаркие летние дни. Накал работ не ослабевал. За неполных три месяца батальон разработал, перевез и уложил в насыпь 260 тысяч кубометров грунта! - Хорошо, - подводя итоги очередной недели, сказал Ефимов. - Осталось девять дней до конца месяца. Надо увеличить темп работы. Час назад у меня были комсомольцы. Предлагают организовать завтра, 22 июня, комсомольский воскресник. Их предложение поддержано. Я вышел от комбата, зашел в вагончик, где помещалась наша техническая часть, сделал необходимые приготовления к завтрашнему дню и отправился домой. Хотелось отдохнуть, посидеть под вишнями. (Мы с женой снимали комнату в доме директора местной школы.) Поговорить с соседями, часто заглядывавшими к нам на «огонек». Беседа в тот вечер затянулась. Было около полуночи, когда, распрощавшись, собеседники ушли. Отправился спать и я. И не думалось мне тогда, что наступила последняя мирная ночь. Остановить врага По-разному встречали советские люди утро 22 июня 1941 года. Одни заканчивали ночную смену у мартенов, другие спешили в поле, третьи досматривали сладкие сны, а те, кому по долгу службы было известно о сосредоточении гитлеровских войск по ту сторону границы, проводили эту ночь над оперативными картами и у телефонных аппаратов. Как пишут в своих воспоминаниях Маршалы Советского Союза Г.К. Жуков, А.М. Василевский, И.X. Баграмян, К.С. Москаленко, генерал армии С.М. Штеменко, последняя мирная ночь была неспокойной для руководителей Красной Армии и командования приграничных военных округов. Работники Наркомата обороны и Генерального штаба круглосуточно оставались на своих местах. Мне же, инженеру железнодорожного батальона, естественно, неведомо было о том, что армады гитлеровских танков выдвинулись к нашей границе для внезапного броска на восток, что тысячи и тысячи захватчиков приготовились к нападению на наши мирные города и села. Безусловно, и я и мои товарищи по службе понимали, что рано или поздно нам придется вступить в решительную схватку с фашизмом. Но что это произойдет так скоро - мы не предполагали. Как и не предполагали, что вооруженная борьба с коричневой чумой продлится годы... Многие из нас еще надеялись, что Германия не осмелится так вероломно нарушить условия договора о ненападении, заключенного в августе 1939 года. Надежда эта возросла после опубликования известного заявления ТАСС от 14 июня 1941 года. Верилось, что нам удастся хотя бы на время избежать столкновения с Гитлером. В молодые годы я никогда не жаловался на бессонницу, но в ту последнюю мирную ночь сон не шел. Не дин раз мне приходилось потом слышать рассказы друзей о подобном состоянии накануне войны. ...Уснул я далеко за полночь, а проснулся от торопливой дроби конских копыт, доносившейся с мостовой. Быстро одевшись, я вышел на улицу. Мимо меня мчались армейские повозки, проносились на лошадях красноармейцы-связные. С запада, где проходила государственная граница, доносились глухие громовые раскаты. Из окон соседних домов выглядывали сонные люди и тревожно всматривались в небо. Вскоре в нем раздался гул авиационных моторов, а еще через некоторое время дрогнула под ногами земля. Это началась бомбежка складов укрепрайона. Я заспешил в часть. Что можно сказать о первых минутах войны? Был ли страх? Страха не было. Было тревожное чувство неизвестности. Ни я, ни мои товарищи не знали, что происходит. Война? Приграничная провокация гитлеровских войск? До 12 часов дня не было ясности. И только когда по радио выступил В.М. Молотов и сказал, что гитлеровская Германия без объявления войны вероломно напала на нашу страну, до сознания стала доходить вся полнота нависшей над Родиной угрозы. Могли ли мы знать, что для победы над коварным врагом понадобится одна тысяча четыреста восемнадцать дней тяжелейшей войны. ...К штабным вагончикам один за другим прибывали командиры. Поднятые по тревоге красноармейцы грузили на повозки и автомашины боеприпасы, взрывчатку, продовольствие. Во всем чувствовалась организованность и распорядительность начальника штаба батальона капитана П.Н. Котлярова. Командира батальона не было. Его ночью вызвали во Львов. Вскоре и начальник штаба, оставшийся за командира, был вызван начальником Струмиловского укрепрайона. Часам к девяти утра в Сапежанку стали прибывать с объектов работ подразделения батальона. Командир 1-й путевой роты капитан И.А. Швиндин сообщил, что гитлеровские самолеты обстреляли из пулеметов ротный лагерь. Две вражеские бомбы разорвались в расположении 2-й роты. К счастью, потерь среди личного состава не было. В нескольких местах возник пожар, но его быстро потушили воины взводов старшего лейтенанта А.В. Бедрина и лейтенанта И.Л. Пузырева. О налетах фашистской авиации на объекты работ рассказали и командиры других рот - Суздалев, Рогов и Агеев. Начальник станции Сапежанка сообщил о том, что в нескольких километрах от станции вражеские самолеты открыли огонь по пассажирскому поезду. Тяжело ранен машинист паровоза, среди пассажиров имеются убитые... Вскоре вернулся капитан Котляров. Вести, которые он привез от начальника Струмиловского укрепрайона, были тревожными. На подступах к Струмилово шел бой. Геройски сражался дот, которым командовал младший лейтенант Д.С. Кулиш, знакомый нам как один из лучших в гарнизоне спортсменов. Гитлеровцы били по доту из орудий и огнеметов. Но бойцы Кулиша отразили все атаки врага. Разъяренные фашисты подтащили к доту взрывчатку, надеясь взорвать его. И тогда младший лейтенант принял дерзкое решение. С горсткой своих бойцов он совершил внезапную вылазку и в рукопашной схватке уничтожил гитлеровских саперов. - Бой продолжается, - закончил свой рассказ начальник штаба, - нам приказано занять оборону на западных окраинах Сапежанки. В 14 часов в батальон возвратился комбат майор В.И. Ефимов с приказом начальника ВОСО (Служба военных сообщений – прим. автора) 6-й армии произвести заградительные работы на участке Пархач - Селец-Завоне - Сапежанка. Для выполнения задания было решено сформировать специальную летучку. Летучка - это паровоз с несколькими вагонами, снаряженными всем необходимым для подрывания путей и мостов. Команду для нее комплектовали из красноармейцев, знакомых с минноподрывным делом. Старшим летучки назначили меня, а моим заместителем - командира 3-й роты старшего лейтенанта Д.П. Суздалева. С Дмитрием Петровичем мы стали спешно готовить свою группу к выполнению боевого задания. Здесь я должен сделать небольшое пояснение. В нашей литературе, посвященной боевым и трудовым делам железнодорожников в годы Великой Отечественной войны, часто встречается сообщение о том, что станция Пархач и прилегающие к ней перегоны были захвачены противником в первые часы войны. Авторы этих публикаций ссылаются на телеграмму руководства Ковельской железной дороги в Наркомат путей сообщения от 22 июня 1941 года, в которой доносилось о захвате Пархача немцами. Поэтому вполне законно у читателя может возникнуть вопрос: как же это мы собирались вести заградительные работы на участке, занятом противником? Здесь надо иметь в виду следующее. 22 июня 1941 года немецко-фашистское командование обрушило на войска Юго-Западного фронта мощную лавину своих войск - группу армий «Юг». Советские воины грудью встали на пути врага, рвавшегося в глубь страны. Стык между нашими 5-й и 6-й армиями, где и находился Пархач, оказался недостаточно обеспеченным. Гитлеровцы нащупали это слабое место и бросили туда крупные силы. Смяв небольшие подразделения пограничников, фашисты с ходу заняли Пархач и устремились на восток. Поблизости от Пархача находился 158-й кавалерийский полк 3-й кавалерийской дивизии. Командир дивизии генерал М.Ф. Малеев приказал командиру полка выбить фашистов из города. Удар конников был ошеломляющим. Наши воины освободили не только Пархач, но и погнали пехоту противника до самой границы. Перегруппировав свои части, немецкое командование бросило их против советских кавалеристов. На помощь полку подошли остальные части дивизии, советские воины сдерживали натиск врага всю вторую половину дня 22 июня, полностью 23 июня и отошли только к вечеру следующего дня. Из этого следует, что станция Пархач находилась в руках противника только несколько часов 22 июня, а потом более двух суток оставалась за нами. Участок, на который мы выезжали, был нам не знаком. И пока красноармейцы грузили в вагоны взрывчатку и необходимый инструмент, мы с Дмитрием Петровичем Суздалевым изучали по схеме путь следования, уточняли поставленную задачу. Нам предстояло разрушить мост, подорвать верхнее строение пути, вывести из строя станционные сооружения... Только вчера все это жило, действовало. Нелегко было нам, строителям стальных магистралей, выполнять такое задание. Но обстановка требовала ничего не оставлять врагу, всеми мерами остановить его продвижение. В 18 часам наша летучка сформирована. Вагон отводился для личного состава, по одному вагону - для взрывчатки и средств взрывания. Оставалось ждать темноты, чтобы под покровом ночи выйти на перегон. Появилась небольшая пауза. Я решил ею воспользоваться и заскочить домой. В мае ко мне приехала жена. Мы ждали пополнения семьи. Я торопился домой с намерением незамедлительно отправить жену в тыл. Но дома ее не оказалось. Заглянул к хозяйке. Дверь заперта. На стук никто не отвечал. Кинулся к соседям. Тоже закрыто. И только случайно встретившийся на улице старик, часто заходивший к нам «одолжить» газету, сообщил: «дружина червоного» командира уехала последним грузовиком... Только спустя месяцы я узнал, что жена эвакуировалась с семьями командиров Струмиловского укрепрайона, с большими трудностями добралась до Киева, а затем до Москвы... Враг не щадил никого. Фашистские пилоты безжалостно бомбили автомобили и поезда с эвакуировавшимися женщинами, Детьми, стариками. Не один раз их эшелон попадал под бомбежки. К счастью, все обошлось благополучно. Не встретившись с женой, я вернулся в часть. На душе было неспокойно. Однако личное вскоре отодвинулось на второй план, предстоящее выполнение боевого задания потребовало полной отдачи духовных и физических сил. К рассвету мы прибыли на станцию Селец-Завоне. Выехать на перегон всей летучкой не удалось. Как только паровоз начинал движение, гитлеровцы открывали артиллерийский огонь. Пришлось оставить летучку на станции, а часть взрывчатки погрузить на путевой вагончик и катить его по рельсам вручную. Двигались по перегону осторожно. Я волновался. Попади в вагончик осколок вражеского снаряда или пулеметная очередь - все взлетит на воздух... К мосту, откуда было решено начать заграждение, добрались благополучно. Я сбежал с насыпи и, вглядываясь в контуры ферм, прикинул, какая схема разрушения может быть самой рациональной. Вариант был выбран. К полудню установили заряды, но подрывать мост было нельзя: по нему отходили наши стрелковые подразделения. В 16 часов на мосту появился майор с артиллерийскими эмблемами и с ним несколько красноармейцев. Майор был без фуражки, с забинтованной головой. Присев на насыпь, он сказал усталым голосом: - Все, ребята, уходите. Через полчаса фашисты будут здесь... - Там есть еще наши? - спросил я, кивнув головой в сторону границы. - Только убитые, - мрачно ответил майор. Медлить было нельзя. Приказ комбата гласил действовать по обстановке. Но я колебался. Хотя артиллерист и говорил, что наших на том берегу нет, у меня закрались сомнения: а вдруг он ошибся? И мы отрежем путь отхода нашим подразделениям? Однако майор был более чем точен. Не через полчаса, как он обещал, а через пятнадцать минут на противоположном берегу показались вражеские мотоциклисты. Все сомнения отпали сразу. Я подал команду, и мощный взрыв потряс округу. Мост вздрогнул и, разламываясь на куски, рухнул в черную воду. Взрыв всполошил фашистов. Прошло несколько минут, по железнодорожной насыпи ударила гитлеровская артиллерия. Взрывы вражеских снарядов и бомб, пулеметные очереди фашистских самолетов, круживших над нами, слились в сплошной грохот. Летели вверх комья земли, взвизгивали осколки снарядов, окуталась едким дымом насыпь. Появились раненые, крупным осколком был убит красноармеец. Я понял: оставаться здесь нельзя, потеряю людей. Приказываю ускорить работы по подрыванию пути и отходить к станции. Перебежками, а где и ползком, бойцы стали отходить. Пока мы двигались к станции, авиация противника нанесла по ней удар. Валялись искореженные и погнутые рельсы, от догоравших платформ и вагонов несло гарью. Наша летучка тоже пострадала, прямым попаданием был разбит паровоз, сгорели два вагона. И только предусмотрительно загнанный нами в тупик вагон с остатками взрывчатки чудом уцелел. Двинулись в сторону Сапежанки, подрывая за собой железнодорожный путь. Через два дня мы прибыли в расположение батальона. Задачу свою выполнили. На всю жизнь запомнилось то первое боевое задание. Были потом и другие задания, и намного сложнее складывалась обстановка, но это показалось самым трудным, как всегда бывает трудным первый шаг. Началась изнурительная боевая работа. Ни сна, ни отдыха. За первым боевым заданием последовали другие. Майор В.И. Ефимов направил нашу группу на разрушение большого моста через реку Западный Буг у станции Каменка-Струмиловская. Выполнив это задание, мы утром 3 июня возвратились в Сапежанку. Там узнали, что батальон получил приказ на отход. Уже неделю шла война. С 23 июня личный состав батальона беспрерывно занимался эвакуацией. На восток отправлялись паровозы запаса НКПС, вагоны, платформы, различное народнохозяйственное и железнодорожное имущество. В Сапежанке собрались не успевшие эвакуироваться семьи пограничников, жены и дети командного состава Струмиловского укрепрайона. Их необходимо было отправить в тыл. Многие женщины и дети пришли от самой границы. Усталые, голодные, ошеломленные неожиданно свалившейся на них бедой. Трудно было превозмочь боль и гнев, глядя, как наш батальонный врач Антонина Семеновна Коко перебинтовывала пробитое осколком вражеской бомбы плечо девочки лет пяти-шести. Ее подобрали женщины у обочины дороги под Струмилово. Залитая кровью малышка пыталась поднять за руку свою убитую мать... Годы прошли с того времени, а я не могу без волнения вспомнить оцепеневшее от пережитого ужаса, от боли детское лицо, доверчиво смотревшее заплаканными глазами на стоявших вокруг людей. Кто-то из красноармейцев сунул в руку девочке кусок сахару, а она глядела, не понимая, что с ним делать... Майору В.И. Ефимову и батальонному комиссару М.А. Перминову удалось сформировать поезд из нескольких пассажирских вагонов. Но как только он отошел от станции, налетели фашистские воздушные пираты. Паровоз вышел из строя. Задымились два передних вагона. Но среди женщин и детей пострадавших не было. Не было и паники. Смелые командирские жены, помогая детям и друг другу, выбирались из вагонов и уходили за железнодорожную насыпь. Комбат Ефимов принял единственно возможное решение - отправить женщин и детей на автомашине. Так и поступили. К исходу дня стало ясно: эвакуировать все имеющиеся на Сапежанке материальные ценности мы не сможем. Комбат приказал железнодорожные объекты и имущество - уничтожить. Мне поручили возглавить работы по разрушению станции. Капитан П.Н. Котляров с группой бойцов отправился подрывать местный паркетный завод, а интенданту 2 ранга И.И. Филиппову и командирам 1-й и 2-й рот предстояло сжечь штабеля мостовых брусьев и шпал. Была выделена команда и для подрывания лежавших на станции запасных рельсов. Через несколько часов, произведя основательные разрушения, мы ушли, оставив Сапежанку в клубах дымных пожарищ. Батальон двинулся в сторону Львова. Над нами несколько раз появлялись фашистские самолеты. С неба сыпались бомбы, обрушивался свинцовый град. Бойцы залегали у обочин дороги, в кюветах. Как только самолеты улетали, заграждение продолжалось, К вечеру следующего дня подошли к станции Запытов. Ротам объявили короткий привал. Вскоре прибыла высланная комбатом разведка. Она доложила: дорога на Львов перерезана гитлеровцами, в районе Львова идут бои. Комбат принял решение двигаться на Красне, где располагался штаб бригады. Мне не раз приходилось бывать в этом уютном и зеленом городке. Аккуратные домики, стройные ряды фруктовых деревьев вдоль улиц, железнодорожная станция, удачно вписавшаяся в местный ландшафт, - все это за несколько дней войны стало неузнаваемым. Потемнели от пыли и гари домики, копотью и маслянистыми пятнами покрылись листья деревьев, горели станционные сооружения. Языки пламени лизали разбитые паровозы, остовы вагонов, на железнодорожном пути зияли воронки, всюду валялись куски рельсов и шпал. Гитлеровцы продолжали наносить бомбовые удары по станции. Штаба бригады в Красне уже не было. Майор Ефимов выслал на железнодорожный участок Красне - Тернополь разведку. Обследовав перегоны Красне - Скваржава и Скваржава - Княже, разведчики вернулись с заключением, что отход батальона по железной дороге невозможен: линия забита поездами и фашисты усиленно бомбят участок. Командир разведчиков старший лейтенант Г.В. Рукавишников доложил также, что у станции Княже их группа наткнулась на вооруженных людей в милицейской форме. При сближении неизвестные открыли огонь. В ходе перестрелки убито два бандита. Были потери и у разведчиков: погиб старшина 2-й роты Полянский. Не успел комбат выслушать доклад разведки, как прибежал старший лейтенант Я.П. Хрестолюбов. Он со взводом бойцов возглавлял прикрытие батальона. - Товарищ майор, - волнуясь сказал Хрестолюбов, - в двух километрах от станции появились четыре немецких мотоцикла. Думаю, что это немецкая разведка... Скоро фашисты будут в Красне. Комбат спокойно выслушал доклад, ничем не выдавая своей тревоги. Участник первой мировой и гражданской войн, не раз попадавший в сложные боевые ситуации, он был опытным командиром и понимал, что ничто так не влияет на подчиненных, как самообладание и пример командира. Оценив обстановку, Ефимов принял решение свернуть на полевую дорогу и двигаться на Тернополь. Мне же комбат поставил задачу выехать вперед, найти штаб бригады и получить конкретное указание - куда следовать батальону. Учитывая, что старший лейтенант Рукавишников со своими разведчиками имел стычку с переодетыми диверсантами, комбат выделил в мое распоряжение десять красноармейцев. - С вами должен поехать еще кто-нибудь из командиров, - рассуждал майор вслух. Я попросил назначить в нашу группу старшего лейтенанта Суздалева, с которым был на первых боевых заданиях и которого знал как смелого и решительного человека. В распоряжении Ефимова оставалась автомашина. - Берите полуторку, - сказал комбат, - в дороге все может случиться... Еще до отхода основных сил батальона из имевшихся транспортных средств сформировали две колонны. С первой, состоявшей из трех грузовиков, отправлялись штабные документы и другое имущество. Возглавили колонну помощник начальника штаба старший лейтенант Заика и начальник одной из служб сержант Бирин. Вторую колонну - из нескольких повозок -загрузили продовольствием. Старшим назначили командира хозяйственного взвода старшину Григория Мелихова. Обе колонны должны были двигаться разными маршрутами и у населенного пункта Зборов дождаться основных сил батальона. Лишь в начале августа я узнал о судьбе этих колонн. С батальоном сумели соединиться только два грузовика, все остальное было уничтожено вражеской авиацией. Трое суток батальон отходил тогда без пищи. Комбат высылал в разные стороны поисковые группы в надежде найти повозки с продовольствием, но все поиски были тщетными. ...В наступивших вечерних сумерках батальон ушел на восток. На опушке леса, в пятистах метрах от разбитой станции, остались десять красноармейцев, Суздалев и я. Никто из нас не мог предположить тогда, что встретимся мы со своими товарищами не утром следующего дня, как планировал комбат, а под Полтавой, через тридцать трое суток. Наша группа отправилась в путь. Двигались вдоль железной дороги, сворачивая на шоссе только там, где проехать рядом с насыпью было невозможно. Начавшийся вечером дождь шел всю ночь. Дважды или трижды машина застревала. Красноармейцы с трудом вытаскивали её из густого черного месива. Навстречу нам шли малочисленные подразделения усталых бойцов с эмблемами разных родов войск. В их движении было что-то тревожное. Мы еще не знали о том, что фашисты прорвали оборону наших войск и их передовые части устремились к Тернополю. И эти наспех сколоченные из разных тыловых и отходящих подразделений группы бойцов шли навстречу врагу. Из документов и воспоминаний видных советских военачальников известно, что 30 июня 1941 года Ставка Главного командования отдала войскам Юго-Западного фронта приказ: до 9 июля отойти на рубеж Коростенского, Новоград-Волынского, Шепетовского, Староконстантиновского и Проскуровского укрепленных районов. О чем мы, рядовые труженики войны, думали тогда, в дни отступления? Конечно, очень жаль было оставлять наши города и села. Но казалось, отступаем мы потому, что враг напал внезапно, что мы еще не собрались с силами, что, наконец, у новой государственной границы не успели построить крепкие оборонительные сооружения. И я, и мои боевые товарищи были убеждены, что враг может нас оттеснить к старой границе, ну а там, на линии укрепленных районов, мы остановим врага, соберемся с силами и погоним его до самой Германии... А пока наши отходили. Немецко-фашистское командование все время искало уязвимые места в обороне советских войск. Нащупав такое место, гитлеровцы незамедлительно бросали туда крупные силы, стремясь ускорить темпы своего наступления. Так и случилось на правом фланге нашей 6-й армии. Фашисты, прорвав оборону ее частей, устремились к Тернополю. Это сразу нарушило планомерность отхода войск. Навстречу врагу бросались обескровленные в предыдущих боях части, подразделения, выходившие из окружения, различные тыловые команды. Но лавины немецко-фашистских войск продолжали рваться в городу (так в тексе – примечание моё). К исходу дня 1 июля мы прибыли в Тернополь. Штаб бригады искать не пришлось. Как только приехали на железнодорожную станцию, я лицом к лицу встретился с полковником М.Т. Ступаковым, командиром 4-й железнодорожной бригады. Ступаков узнал меня: - А вас как сюда занесло? Я стал докладывать о поставленной перед нами задаче. - Ладно, - перебил меня полковник, - Ефимову я уже отправил приказ следовать через Подволочиск и Гречаны на Староконстантинов. Поторапливайтесь...

Участок карты Львовской железной дороги с указанием перегона Красне – Сапежанка Ковельской железной дороги и станции Пархач:

 Отправлено: 13.05.08 11:36. Заголовок: О том, как 32 тд ух..

О том, как 32 тд уходила из Львова
Не знаю достоверность описываемого, но любопытно.

Из книги Б. Яроцкого «Алгебра победы»:
«Перед командирами на фанерном щите висела крупномасштабная карта Львова, по существу – план города. Вглядываясь в серые квадраты кварталов и зеленые пятна скверов, Павел нашел Стрыйский парк, прямоугольники домов. Неправдоподобной показалась мысль, что там уже скоро будет враг.
Комдив называл маршруты, по которым проследуют полки. Узкие, вымощенные камнем средневековые улочки могли свободно пропускать разве что конных рыцарей, а тут — танки.
– Головной отряд возглавляет лейтенант Гудзь.
Павел рывком поднялся, по привычке одернув комбинезон:
– Есть.
– За вами следует старший лейтенант Хорин – продолжал комдив.
Все стало предельно ясным: первым врывается во Львов взвод управления, то есть головной отряд.
Медленно, словно нехотя, наступало утро следующего дня. Дивизия затаилась, как исчезла. Небо усердно коптили «фокке-вульфы». Они то забирались ввысь, то на бреющем проносились над полями и рощами, сбрасывая бомбы: а вдруг там танки?
Батальоны выждали до вечера. Затем построились согласно боевому расчету и, набирая скорость, по шоссе устремились к городу.
Головной отряд наскочил на длинный обоз армейских повозок. Разомлевшие от зноя, в расстегнутых кителях, гитлеровцы лениво смотрели на приближающиеся танки... Потом были колонны автомашин. Грузовики не успевали сворачивать в кюветы. Замелькали пригородные домики. На перекрестках немцы уже расставили указатели.
Поворот, еще поворот... И вот уже навстречу летят, быстро увеличиваясь в размерах, столетние дубы Стрыйского парка. На каменной площадке, где по субботам звенела медь оркестра, колыхалась пестрая толпа в кепках и косынках. Над толпой, на дощатом помосте, какие-то люди в сапогах, в галифе и почему-то в вышитых украинских сорочках.
Танки приближались к площадке. Люди смотрели на них, видимо, ничего не понимая: в лучах заходящего солнца трудно определить, чьи это машины. И все же определили: вышитые сорочки как ветром сдуло. И еще бросилось в глаза: среди дубов мелькали, удаляясь, черные мундиры. Им вдогонку раскатисто ударили пулеметы. И тут же толпа потоком хлынула к дороге. Люди махали руками, бежали за танками, что-то кричали, радуясь и плача. Не иначе, как их сюда согнали на митинг...
Высекая из брусчатки искры, танки вливались в древний, оцепеневший от ужаса город. В стороне проплыло здание оперного театра. Стрельба усилилась. Из смотрового окна собора святого Юра торопливо стучал пулемет, поливая свинцом прикипевших к броне десантников. Встречные струи трассирующих пуль образовали реку огня.
Впереди показалось здание железнодорожного вокзала. Судя по зияющим дырам, в него угодила бомба. Всего лишь месяц назад дежурный по комендатуре объяснял молодым командирам, как добраться до дивизии. Теперь в этой дивизии их осталось немного, но те, кто вел свои взводы сквозь свинец и пламя, уже не считали себя молодыми. Месяц войны равен годам возмужания...»

Взято с
http://portal.istra.ru/forum/index.php?showtopic=11542

 Отправлено: 05.07.08 00:21. Заголовок: Ещё мемуары о 92 пог..

Ещё мемуары о 92 погранотряде. Описание предвоенной обстановки обширное, даю выдержки.

Место действия: Перемышль, Дуньковице, Коломыя
Временной отрезок: октябрь 1940 г. - 1 июля 1941 г.
Свидетель: О.Г. Ивановский

Подразделение: 9 застава 92 погранотряда, школа МНС служебного собаководства 92 погранотряда
Источник: Ивановский О.Г. Записки офицера "Смерша". В походах и рейдах гвардейского кавалерийского полка. 1941-1945 гг. - М.: ЗАО Центрполиграф, 2006. - 255 с. - (На линии фронта. Правда о войне)

с. 20-60

цитата:

«Дорога все больше и больше забирала на запад. Где же там море? Догадки и сомнения недолго нас мучили. На одной из остановок сопровождавший старшина-пограничник, уяснив, что от осаждавших его вопросов «Куда?» не избавиться, сказал: - На границу, ребята, на западную. Служить будете на заставах. Вот тебе и на! Вот тебе и морпогранохрана! И служить теперь три года! На шестые сутки, ночью, поезд остановился близ какого-то вокзала, на запасных путях, не у платформы. Поначалу ни я, ни соседи по нарам в полусне не придали этой остановке особого значения. Но вот от соседнего вагона совершенно явственно не громко, но четко донеслось: - Взять вещи, выходить из вагонов тихо, не разговаривать, не курить, не шуметь. Прихватили свои немудреные пожитки, выпрыгнули на междупутье. Темнота - глаз коли. Тишина. Темные контуры зданий. Окна не светятся. Тишина. Кто-то из соседнего вагона спрыгнул неловко, загремел чем-то по щебенке. - Тише! Прекратить шум! - И тихо, но очень четко донеслось: - Держаться друг друга, из виду не терять, за мною шагом марш. И не разговаривать! Ясно? Перемышль. Бывшая Польша. Дальше пути не было, дальше новая граница Советского Союза. В нее и уперся паровоз.» … «Вот так я стал пограничником 92-го погранотряда, пограничником пока лишь по форме - зеленым петличкам на гимнастерке и шинели, но отнюдь не по содержанию. Пограничное содержание в нас стали вкладывать со следующего утра. Из исторической справки: «В период с 25 сентября по 5 октября 1939 года в городах Рыбница Молдавской АССР и Каменец-Подольский УССР сформирован пограничный отряд, которому присвоено наименование «92 пограничный отряд НКВД СССР». С 10 октября 1939 года штаб отряда со специальными подразделениями дислоцирован в городе Перемышле Дрогобычской области УССР. Отряд состоит из 5 комендатур, 21 линейной заставы, маневренной группы и подразделений обслуживания. Принят под охрану участок Государственной границы СССР протяжённостью 215 километров… Накануне войны в отряде числилось 2566 человек…» … «Первый месяц занимались или в казарме, или недалеко за городом, но не близ границы. Её мы пока не видели. Рассказывали нам командиры, что город Перемышль разделён рекой Сан на две части – восточную и западную. Вот Сан и был границей. Город этот древний, основан был еще в X веке, а в сентябре 1939 года его западная часть, как и часть Польши, входила в «Зону государственных интересов Германии». Восточная часть стала советской. Через Сан был мост, соединяющий эти две части одного города двух разных государств. По мосту ходили поезда - торговали с Германией честь по чести, как и следовало странам, подписавшим договор о дружбе, пакт о ненападении... В город нас пока еще не пускали, хотя по выходным дням и полагалось увольнение. Говорили командиры, что позже разрешат, когда ума-разума наберемся, и только группой, ни в коем случае не по одному. - Опасно в городе. Убить могут. Вот когда год назад тут были части Красной армии, их большевиками звали, а нас, пограничников, коммунистами зовут и не любят. - Это почему же так? - А потому, что Красная армия их освободила, а пограничники границу установили, но ведь родственники-то на другой стороне, в той части города остались, а кто через границу, через реку в ту часть попытались пробираться - стреляли...» … «3 февраля 1941 года. Учеба окончена. 31 января принял присягу. Я назначен на 9. Думаю, что буду зам. политрука. Но будет видно». Да, нас распределили по заставам. - Пограничник Петров - застава № 8... Пограничник Ивановский - застава № 9... Командир из штаба отряда коротко и предельно четко определил тогда каждому его судьбу. Именно судьбу. Ведь всего через полгода судьба десятков моих тогдашних товарищей была определена именно этим: «Пограничник Прибылов - застава № 14; пограничник Федотов - маневренная группа...» Глава 3 ЗАСТАВА № 9 Застава № 9. 20 километров вниз по Сану, на север от Перемышля. Деревня Михайлувка. Большой каменный дом жившего здесь раньше священника местной церквушки. Пожалуй, каждый прежде всего старался узнать, новый почтовый адрес. А как же иначе? Ведь письма домой и из дома, родным, близким, любимым, были единственными ниточками, связывавшими нас с таким недалеким прошлым, тем, что составляло суть жизни восемнадцати прожитых лет. И вот новый адрес: «Украинская ССР, Львовская область, Ляшковский район, п/о Дуньковице, погранзастава села Михайлувка». Думалось ли тогда, что через много-много лет, листая страницы книги «Пограничные войска в Великой Отечественной войне. 1941 год», я натолкнусь, именно, я словно натолкнулся, внезапно остановившись, вытер покрывшийся испариной лоб: «...По участку Перемышльского. погранотряда. В 9.30 бомбардировка Перемышля продолжается. Связь со штабом потеряна... Немцы заняли Дуньковице...» Жители из Михайлувки были выселены, дома пустовали. Деревня вся в садах, раскинулась вдоль Сана. Дом заставы от Сана в полутора сотнях метров. Чуть ниже по течению наш и противоположный берега связывал большой мост, достаточно широкий, по нему мог бы двигаться любой транспорт. К мосту подходило шоссе. На нашей и сопредельной стороне у моста высокие деревянные мачты. Внизу, на высоте человеческого роста в ящичке наш государственный флаг. Как говорили, с той стороны такой же ящик с фашистским флагом. Это для вызова представителей на переговоры при каких-либо инцидентах. Насколько помню, мостов через Сан, кроме перемышльского железнодорожного и этого, у нашей заставы, на двух десятках километров больше не было. Мосты... Суждено им было войти в историю, суждено было стать судьбой многих юных жизней... Участок нашей заставы весь шел по Сану и большой сложностью охраны не отличался. Нарушений в конце 1940 и начале 1941 года почти не было.» … «Участок нашей заставы не был, как я уже сказал, очень боевым, задерживали, по словам «старичков», в основном контрабандистов - носили они сахарин, золото, часы. В какой-то мере это относительное спокойствие объяснялось тем, что границей была река, а ее преодоление не всегда просто, да и крупных населенных пунктов на нашей стороне близ границы не было. Негде скрыться в толпе или выйти на бойкую дорогу. Вот на 14-й, перемышльской заставе - за год по тысяче нарушений! На одном из занятий наш политрук рассказал, что за последнее время появился новый тип нарушителей - «тергруппы». Их задача - перейти границу, укрыться, где-нибудь вблизи тропинки, по которой пограннаряд проходит, подождать его и расстрелять в упор. Тела утащить через границу, а потом - погранинцидент! «Ваши пограничники нарушили границу! В перестрелке были убиты...» Цель ясна: вывод из строя погранзастав - раз, приобрести наши подлинные документы, обмундирование и оружие - два. Зачем - время показало.» … «А вам вот, сюрприз! Начальник заставы протянул мне листок бумаги. Это была телефонограмма из Перемышля, из штаба отряда: «Пограничника Ивановского О.Г. откомандировать в штаб отряда для отправки в школу МНС (младшего начсостава. - О. И.) служебного собаководства. Начальник штаба отряда капитан Агейчик». Перекусив, сдав оружие и получив нужные документы, я на заехавшей из комендатуры машине уехал в Перемышль. Это было 12 апреля 1941 года, около 9 часов утра. Этот день подарил мне жизнь. Своей, так и не успевшей стать родной, «девятки» я больше не видел. Не видел ни одного человека, служившего в то время на ней. И конечно, не думалось в тот день, что на границе мне больше служить не придется. Прибыв в Перемышль и встретившись со своими будущими товарищами и командирами, мы, получив на одной из застав собак, выехали в город Коломыю - небольшой городок, районный центр Станиславской области, на левом берегу реки Прут. Собаку мне дали хорошую, рослую немецкую овчарку, звали ее Ашкарт.» … «Стоял жаркий сухой июнь. Неподалеку от нас с месяц, а может быть и раньше, какая-то воинская часть начала оборудовать небольшой аэродром. На краю поля построили ангар, и мы несколько раз видели, как на трехтонках - ЗИСах, основных довоенных грузовых автомобилях (а их и было-то, легендарных: полуторка - газик и трехтонка - ЗИС), в этот ангар завозили в решетчатых длинных ящиках темно-зеленые авиабомбы. - Учебные, наверное, вот прилетят самолеты, посмотрим, как они их швырять будут! - Да, дадут тебе посмотреть, держи карман шире. Небось ночью будут. Да и зачем? Кого бомбить-то? Воевать учиться, что ли? С кем? Мелькнула, правда, мысль: аэродромчик-то маленький, никакой бомбардировщик не сядет и не взлетит с такого. Так зачем же здесь, почти рядом с границей, делать склад бомб? А через несколько дней прилетел двукрылый истребитель - «ястребок», покружился раза три над городом и сел на «наш» аэродром. Событию этому мы значения большого не придали» … Глава 4 ПЕРВОЕ ПОРАЖЕНИЕ «БАРБАРОССЫ» Громкие взрывы смели нас с коек. Мы недоуменно глядели друг на друга и на вылетевшие осколки стекол из окон. С улицы доносился разноголосый собачий лай. Было около пяти часов утра. Выскочили во двор. - Дневальный, ко мне! - крикнул наш старшина. Бывший на посту курсант подбежал, остановился по-уставному в двух шагах и четко произнес: - Дневальный курсант Михальчов. За время несения службы... - Что за взрывы были? Где? - Да кто их знает, - спокойно ответил Михальчов. - Это у соседей, на том аэродромчике, наверное, взорвалось что-нибудь... и... самолет пролетел... - Какой самолет? - продолжал допытывать старшина. - Какой-то двухмоторный... Санитарный, наверное, кресты у него на крыльях... - Как кресты? - спросил я. - Если кресты на крыльях - это немецкий самолет. - Сказал и сам испугался. - Вы что, товарищ курсант, - поджав губы и вперив в меня глаза, произнес старшина, - вы что, не знаете, что у нас с Германией договор о дружбе? Или вы специально?.. Вы что, на политподготовке спали, что ли? Я что вам читал? - Старшина вытащил газету из планшетки, которую, не успев надеть через плечо, держал в руках. - Что здесь написано? - И прочел вслух: - «Германия неуклонно соблюдает условия Советско-Германского пакта о ненападении...» Это вам ясно или нет? - Товарищ старшина, разрешите доложить, я тоже помню, на плакате видел, - еще один курсант вмешался в разговор, грозивший закончиться для меня большой неприятностью, - у немцев такие опознавательные знаки на крыльях... - Без вас мы всякие знаки знаем. Разговорчики отставить. Марш в казарму и спать до подъема! Днем разберемся. Сразу ни улечься, ни успокоиться не могли. Но до подъема было тихо. Если с вечера, устав до изнеможения, валились на койки и засыпали как убитые, то, прервав сон под утро, да и светло уже было, не вдруг уснешь. Но уснули. Спали до 8 часов. Воскресенье, занятий нет, и спать разрешалось на час дольше. Наскоро умывшись, надраив до блеска свои курсантские кирзачи, подшив чистые подворотнички, мы втроем предстали пред ликом нашего старшины на предмет получения разрешения на увольнение в город, обещанного неделю назад. Замечаний по внешнему виду мы не получили, только на меня старшина как-то подозрительно покосился, очевидно не забыв мои крамольные утренние подозрения. - Чтобы к 12.00 быть на месте! Ясно? - Есть, товарищ старшина, быть на месте к 12.00! Дорога к городу удивила нас необычной оживленностью движения. Грузовики с красноармейцами в касках и с винтовками в руках. Лица какие-то сосредоточенные, строгие. Без песен. Молча. Как-то тревожно стало. Но прошла эта колонна, улеглась поднятая пыль, зашагали дальше. До центра города было километра четыре. Дошли до Прута. На мосту полно повозок - фурманок с местными жителями. На базар, наверное, так мы решили. Среди повозок, двигаясь еле-еле, не имея возможности обогнать их, урчала мотором трехтонка. На подножке, держась за полуоткрытую дверку, стоял пограничник. Мы поравнялись с машиной. Командир, а мы успели разглядеть три кубаря на петлицах, оглянувшись в нашу сторону, наклонился и хриплым, надорванным голосом крикнул: - Стой! Откуда? Из школы? Кругом! Кру...гом! Бегом в расположение школы! В выражении его лица и в голосе было что-то такое, что не внушало нам сомнений в необходимости беспрекословно выполнить приказ. Мы бегом помчались обратно. Прибежав, удивились еще раз - около казармы строй курсантов, а перед ним с нашими командирами тот, с автомашины. - Товарищи курсанты... - Голос его осекся, он закашлялся. - Товарищи курсанты, сегодня в три часа фашистская Германия напала на нашу страну. На границе идут бои, тяжелые бои. Сейчас всем собраться, забрать свое имущество и собак. Возвращаться в расположение школы на основную территорию. На сборы пятнадцать минут. Разойдись! Сердце застучало так, что жилы в висках, казалось, могут лопнуть. Ноги налились свинцом. Стояли минуту, две... словно неживые, словно вросшие в землю. - Команда «разойдись» была... - не очень четким голосом произнес старшина. Война... Как война? Почему? Ведь договор же... Что же теперь? Мысли сбивали одна другую. Что-то зловещее, страшное, черное мутило сознание. Война... Нет, этого не может быть. Это, наверное, просто провокация. Все успокоится. Ну прорвался кто-то через границу, чего не бывало... Отбросят наши ребята, и части Красной армии подойдут... Вон утром через мост сколько машин с пехотой шло. С десяток, наверное... Нет, не может быть... Война... Что же, сейчас в Перемышле? Что на моей заставе? Ведь там мост через Сан, что там? Как мои товарищи? Ведь я мог быть там, с ними... Летят годы, трудно вспомнить все, что тогда, в те страшные часы, дни, месяцы и годы составляло жизнь. Как написать не только о том, что пережил, видел, чувствовал сам, но и о том, что дорого, что очень важно, что очень нужно, но ты, рядовой солдат первых дней войны, не мог, не имел права и возможности знать, видеть, слышать. Как? Найти тех, кто видел, знал, помнит. Может быть, записал или пишет? Есть документы - эти безмолвные свидетели истории. Сколько их лежит на архивных полках? Редко, очень редко чья-то пытливая рука развяжет папку, перелистает пожелтевшие страницы истории тех страшных лет... На заставе № 9, моей «девятке», легли все. Погибли все. Такая судьба им выпала. Что-то мне удалось найти в хранилищах музеев и архивах, в книгах, рукописях тех, кто знал, слышал, вспомнил. Все, что мог я найти, - здесь, на этих страницах. Все это в память тех, кто погиб в те страшные часы и дни конца июня 1941 года. В фондах Центрального музея пограничных войск в одной из многочисленных папок, хранящих свидетельства героизма наших пограничников, я натолкнулся на пожелтевшие страницы польской газеты. С трудом разобрал название: «Жиче Пшемыске» - понял: «Жизнь Перемышля». Вместе с газетой лежали несколько машинописных листков. Это оказался авторизованный перевод известного советского писателя Владимира Павловича Беляева (автора трилогии «Старая крепость») статьи из этой газеты «Первое поражение «Барбароссы». Автором статьи был Польский гражданин, житель Перемышля Ян Рожанский. О нем в 1971 году газета «Трибуна Люду» сообщала: «...Ян Рожанский коренной житель Перемышля. Жил в нем он и в 1941 году, на стороне, занятой немцами, - Засанье, или, как ту часть города называли немцы - «Дойче-Пшемышль». Будучи человеком наблюдательным, любознательным и увлеченным историей своего города, он стал свидетелем многих событий, предшествовавших началу военных действий и боям за Перемышль 22- 27 июня 1941 года...» В абзаце «От автора» сообщалось следующее: «...Все описанные ниже события, их криптонимы, фамилии и псевдонимы героев - подлинные. Материалы автор черпал из советских, польских и немецких (ФРГ) публикаций, а также устных и письменных материалов участников и свидетелей происходившего». Я не буду приводить весь текст статьи, только некоторые выдержки. «...Над Саном висел густой туман. Не любил таких туманных ночей младший сержант советских пограничных войск Даниил Ткачев, шагающий сейчас вместе с напарником Водопьяновым по едва заметной тропке, тянувшейся вдоль реки. На другом берегу, в занятом гитлеровцами Засанье, было темно и тихо. Часы на колокольне начали отбивать время... - Три часа, - шепотом произнес Ткачев, - остался час до смены. Пограничники медленно обходили спортивную площадку и вдруг отчетливо услышали всплеск воды. Они молча легли на землю и притаились. Кто-то с противоположного берега переходил реку... Вскоре перед ними появилась не очень высокая мужская фигура. Человек осторожно шел в сторону старинной перемышлъской крепости. Здесь можно было быстро дойти до главной дороги, а тут всего шаг до густого парка. Ждать дальше было нельзя. Условным сигналом, без единого слова Ткачев приказал напарнику страховать его, а сам осторожно произнес: - Стой! Руки вверх! Мужчина тут же поднял руки. - Есть оружие? - Нет, - по-польски ответил задержанный, - есть товар для обмена... Его обыскали и доставили на заставу. Как только зашли в помещение заставы, задержанный, обращаясь к дежурному, произнес: - Прошу немедленно доложить о моем задержании майору Зимину. Меня зовут «Бойко». В кабинете майора было тепло и уютно. Пока «Бойко» расправлялся с ужином, приправленным рюмкой водки по случаю раннего купания в реке, Зимин внимательно знакомился с только что принесенными разведданными. Труд не только «Бойко», но и его товарищей в Засанье. Разведчики сообщали, что в Перемышль прибыл пехотный полк и два артиллерийских дивизиона. В Журавице расположились две пехотные дивизии и два дивизиона тяжелой артиллерии. Эти данные совпадали с полученной ранее информацией от коменданта польской антигитлеровской организации «Семп», действующей в Засанье с 1939 года под названием «Союз вооруженной борьбы». «Семп» еще в 1940 году установил контакт с советской пограничной службой, передавая ей разведданные о разных мероприятиях немцев, свидетельствовавших об их агрессивных планах по отношению к СССР. Сообщали о расширении железнодорожной станции в Журавице, хотя из-за ограниченной торговли с СССР в этом не было никакой необходимости, сообщали, что немцы расширяют на полтора метра шоссе Краков-Перемышль, о строительстве аэродрома в Кросно... ...План действий группы армий «Юг» формулировался так: сильным левым крылом во главе с моточастями продвинуться в направлении Киева и уничтожить советские силы, расположенные в Галиции и Западной Украине и на западной стороне Днепра. 17-я армия должна прорвать оборону северо-западнее Львова и активно продвигаться вперед в юго-восточном направлении, достичь района Винница - Бердичев и продолжать наступление в юго-восточном и восточном направлениях... Отдельно формулировались задачи, касающиеся Перемышля, конкретнее - его железнодорожного моста, шоссейных и железной дорог. Директивы обращали внимание на величайшее значение путей, идущих на Львов и Винницу. Железнодорожный мост в Перемышле непременно должен быть захвачен в неповрежденном виде. Для этого будет подан бронепоезд. Операцию поддержит батальон диверсионной дивизии «Бранденбург-300». Он сформирован в основном из жителей немецких колоний, приехавших в Германию в 1940 году из Украины, Бессарабии и Белоруссии. Часть этого батальона будет переодета в красноармейскую форму. Для совместных действий с ними выделяется еще один батальон из украинских националистов...» Это маленький кусочек статьи Яна Рожанского. Известно, что весной 1941 года агрессивность и наглость гитлеровцев росли с каждым днем. Немецкие самолеты чуть не ежедневно безнаказанно нарушали воздушную границу. Стрелять по ним категорически запрещалось. Кульминационным моментом на участке нашего 92-го погранотряда была переброска в апреле шестнадцати человек в красноармейской форме из диверсионной дивизии «Бранденбург-800» с целью наблюдения за строительством оборонительных укреплений. Когда эта группа была обнаружена, то оказала вооруженное сопротивление. Одиннадцать фашистов были убиты, пятеро задержаны. 11 июня пограннаряд городской Перемышльской заставы обнаружил телефонный кабель, проложенный под водой через Сан. В ночь на 20 июня пробравшаяся через границу группа диверсантов в количестве 12 человек, вооруженная автоматами, пистолетами, гранатами, взрывчаткой и авиаполотнищами была обнаружена и задержана. На допросе диверсанты показали, что 22 июня Германией будет совершено нападение на СССР. Поступала и информация не только об этом, но и о том, что говорят о предстоящих событиях немецкие солдаты, какова их осведомленность о причинах готовящегося нападения на СССР. Абсолютное большинство их знало об этом. Иные верили версии о том, что СССР готовится напасть на Германию и что они должны оборонять отечество, иные верили в то, что якобы СССР предложил Германии ультиматум о передаче ему Румынии, Болгарии, Югославии и Греции. В связи с несогласием принять этот ультиматум Германия и начинает войну. Но были и такие мнения, что будто бы по согласованию с Советским правительством немецкие войска через территорию СССР двинутся на Индию. Известно, что на официальный запрос советского посольства: «Что означает концентрация войск на границе?» - представитель министерства иностранных дел Германии ответил: «После завершения боевых действий в Греции и Югославии немецкие солдаты прибыли сюда на отдых. Им здесь не угрожают налеты английской авиации». Вечером 21 июня точно по расписанию от станции Перемышль на ту сторону Сана отошел поезд с горючим и строевым лесом. Дежурный по городской комендатуре позвонил на левобережную часть станции и спросил, почему нет встречного поезда из Германии. Ему ответили: «Ждите утром». Около полуночи 21 июня через Сан около разрушенного еще в 1939 году пешеходного моста перешел житель из Засанья. Он рассказал, что несколько часов назад состоялось совещание немецких офицеров, на котором был объявлен приказ о нападении на СССР, и что война начнется около 3 часов утра. Он узнал об этом случайно, когда был у соседа, на квартире которого живут немецкие офицеры. Да, время «X» фюрером было названо: 22 июня 1941 года. 3 часа 30 минут. За сутки это сообщение было принято штабами войск. Однако была оговорка о возможности отмены или переноса сообщенного срока. Паролем отмены устанавливалось слово «Альтона», а на начало военных действий - слово «Дортмунд». Эти слова должны были быть переданы просто по радио. Операцию по захвату Перемышля должна была осуществить 101-я легкая пехотная дивизия и часть 257-й Берлинской дивизии. Личный состав только 101-й дивизии насчитывал около 11 тысяч человек. На ее вооружении было 466 ручных и станковых пулеметов, 66 минометов, 102 орудия разного калибра, 86 танков, более 100 бронемашин и более 2 тысяч разных других машин... Эти данные мне удалось найти в архивных документах, так готовилось нападение на Перемышль. А у нас? Что готовилось у нас? Известно, что только 21 июня в 23 часа 45 минут Верховное главнокомандование стало передавать в западные округа директиву о приведении войск Красной армии в боевую готовность... Только в 23 часа 45 минут! Слово документам, тем, которые удалось найти в архиве, фондах музея погранвойск, книгах/журнале «Пограничник» (особенно много сведений дает сборник документов и материалов «Пограничные войска в Великой Отечественной войне». М., 1976). Из характеристики боевых действий Перемышльского погранотряда: «...22 июня 1941 года в 4.00 немецкие войска внезапно открыли сильный артиллерийский огонь одновременно по участкам 2, 3 и 4 комендатур, штабу отряда и дорогам, ведущим в наш тыл. Одним из первых выстрелов противника были разрушены радио и телефонная станция отряда. Связь со штабом войск и комендатурами была прервана. В 4.20 весь начсостав штаба и приштабные подразделения были приведены в боевую готовность. Коменданту 4-й комендатуры начальником отряда был отдан приказ - не допускать переправы противника через реку Сан в районе Перемышля...» Из воспоминаний П.В. Орленко, первого секретаря Перемышльского городского комитета ВКП(б): «...Я проснулся в 4 часа от сильных взрывов. Беру телефон - он молчит. Вскоре стало ясно, что первые залпы были направлены на центральный телеграф, штаб корпуса, милицию. Я побежал в горком. Туда же вместе со мной прибежали несколько товарищей, а через 30-40 минут собралось около 200 человек. Город обстреливался артиллерией, на улицах уже были трупы местных жителей...» Из разговора по прямому проводу начальника штаба погранвойск Украинского округа с оперативным дежурным Главного управления погранвойск СССР: «…22 июня 1941 года. 4.50... У аппарата полковник Рогатин. Докладываю имеющиеся данные отрядов Владимир-Волынского, Любомльского, Рава-Русского, Перемышльского, Черновицкого. Немцы после короткой артподготовки в районе Пархач перешли в наступление... Все отряды и оперполки подняты по тревоге. Приняли оборону. Связались с частями Красной Армии. Все. Прошу доложить срочно. Хочу знать, будут ли какие указания. Сейчас все. У аппарата полковник Швец. Обстановка доложена заместителю наркома. Последний приказал: пограничникам отражать нападение всеми имеющимися средствами. Действовать совместно с частями Красной Армии». Из воспоминаний бывшего начальника Перемышльской погранзаставы А.Н. Патарыкина: «...После артподготовки немцы перешли в наступление. Основные силы они сосредоточили у железнодорожного моста. Туда направлен с пятью пограничниками мой заместитель лейтенант Петр Нечаев. Ему помогали командир отделения Ржевцев с пограничниками Водопьяновым и Ткачевым и старшина Привезенцев с группой бойцов...» Из воспоминаний П.В, Орленко: «...Нужно браться за оружие, но где его брать? Даю распоряжение заведующему военным отделом горкома Циркину связаться с дежурным штаба корпуса генерала Снегова, получить оружие, патроны и доставить в горком. Посланцы возвратились и доложили, что винтовок и патронов нет. Циркин вспомнил, что на складе горвоенкомата есть винтовки, и если сломать дверь, то их можно достать. Приняли решение - винтовки взять любой ценой, даже взломом. Взломали дверь, взяли 200 винтовок и в ящиках на плечах принесли в горком. Винтовки оказались новыми и в консервационной смазке. Чистили всем, чем могли - бумагой, занавесками с окон, скатертями, а то и своим бельем. Дежурный по штабу корпуса сообщил, что нашел немного патронов. Доставили их, хватило россыпью по 70-80 штук на бойца. Наш отряд в 207 человек выступил на границу. Это было первое народное ополчение в период Великой Отечественной войны...» Из воспоминаний А.Н. Патарыкина: «...Для захвата моста фашисты бросили свыше роты. Но вначале пограничники не стреляли - ждали, пока враг достигнет середины моста и передние ряды переступят красную черту, обозначающую границу. Лишь после этого Нечаев приказал открыть огонь. Восемь атак до полудня предприняли гитлеровцы и каждый раз откатывались с большими потерями. Потерпев неудачу в лобовых атаках, фашистское командование бросило в обход группы Нечаева несколько отрядов автоматчиков на резиновых лодках и одновременно предприняло новые атаки на мост. Противнику удалось форсировать Сан. К этому времени на мосту был жив только лейтенант Нечаев...» Из донесения начальника погранвойск Украинского округа: «...г. Львов. 22 июня 1941 г. 7.55. Владимир-Волынский погранотряд. На участке 1-й комендатуры немцы перешли границу. Немецкие солдаты одеты в красноармейскую форму с пехотными петлицами... Поддержки Красной Армии по состоянию на 7.30 еще не прибыли. Перемышльский погранотряд. Вокзал в Перемышле горит. Мост через Сан взорван. Казармы обстреливаются артогнем. Пострадал штаб отряда...» Нет, мост взорван не был. Гитлеровцы на мосту окружили раненого лейтенанта Нечаева, пытаясь захватить его живым. Петр Нечаев выхватил гранату, полыхнул взрыв. Вместе с пограничником было убито несколько фашистских солдат и офицеров. Из донесения начальника погранвойск Украинского округа: «...г. Львов. 22 июня 1941 г. 9.45... По участку Перемышльского отряда. Бомбардировка Перемышля продолжается. Связь со штабом корпуса потеряна. Все части на основании якобы приказа командования корпуса отошли за Перемышль: Немцы заняли Дуньковице, Неновичи. Комендант участка капитан Столетний с машиной, и станковым пулеметом захвачен немцами...» Капитан Столетний... Это он сидел за столом президиума, когда меня избрали в комсомольское бюро 3-й комендатуры... Немцы заняли Дуньковице... Ведь это же участок нашей «девятки»... Там были мой товарищи... Из воспоминаний младшего лейтенанта Е.Я. Зуева: «22 июня немецко-фашистская армия совершила нападение на 9-ю заставу. В это время я находился с саперным взводом на 10-й заставе... Услышав стрельбу и взрывы на 9-й заставе, мы поднялись в ружье и поспешили оказать помощь этой заставе. Но в 3.50 немецкий самолет штурмовал 10-ю заставу. Начальник заставы лейтенант Васильев отдал распоряжение занять оборону. Ровно в 5.00 пехота начала форсировать Сан...» Из истории Великой Отечественной войны Советско¬го Союза. 1941-1945 гг. (Т. 1. С. 13): «Беспримерны мужество и героизм, которые проявили в неравных боях советские пограничники. О том, как они сражались в первые часы войны, можно судить хотя бы по действиям 9-й заставы 92-го отряда. На рассвете ударный отряд противника атаковал пограничные наряды этой заставы, находившиеся у моста через реку Сан в районе Родымно (18 километров севернее Перемышля) и, захватив мост, окружил их. Личный состав заставы в количестве 40 человек под командованием лейтенанта Н. С. Слюсарева в результате рукопашной схватки отбросил врага с советской территории и занял мост. Затем мост вновь был атакован разведывательным отрядом одной из пехотных дивизий 52-го армейского корпуса 17-й немецкой армии при поддержке 10 танков. Пограничная застава отразила первую атаку пехоты, но была целиком уничтожена прорвавшимися через мост танками». Маршал Советского Союза И.Х. Баграмян «Мои воспоминания». (Ереван, 1979): «...Мужественно дрались пограничники Перемышльского отряда, которым командовал подполковник Я.И. Тарутин... К нам в плен попал немецкий фельдфебель, который участвовал в атаках на 9-ю пограничную заставу лейтенанта Н.С. Слюсарева. На участке этой заставы находился мост через реку Сан (восточнее Родымно). Показания гитлеровца были записаны фронтовым корреспондентом Владимиром Беляевым. Привожу эту запись. «До сих пор, - сказал фельдфебель, - располагаясь поблизости от советской границы, мы только слушали песни советских пограничников и не предполагали, что люди, поющие так мечтательно, протяжно, мелодично, могут столь яростно защищать свою землю. Огонь их был ужасен! Мы оставили на мосту много трупов, но так и не овладели им сразу. Тогда командир моего батальона приказал переходить Сан вброд - справа и слева, чтобы окружить мост и захватить его целым. Но как только мы бросились в реку, русские пограничники и здесь стали поливать нас огнем. Потери от их ураганного огня были страшными. Нигде - ни в Польше, ни во Франции - не было в моем батальоне таких потерь, как в те минуты, когда пытались мы форсировать Сан. Видя, что его замысел срывается, командир батальона приказал открыть огонь из 80-миллиметровых минометов. Лишь под его прикрытием мы стали просачиваться на советский берег. Наша тяжелая артиллерия уже перенесла огонь в глубь советской территории, где слышался рокот танков, но и находясь на советском берегу, мы не могли продвигаться дальше так быстро, как хотелось нашему командованию. У ваших пограничников кое-где были по линии берега огневые точки. Они засели в них и стреляли буквально до последнего патрона. Нам приходилось вызывать саперов. Те, если им это удавалось, подползали к укреплениям и взрывали их динамитом. Но и после грохота взрывов пограничники сопротивлялись до последнего. Нигде, никогда мы не видели такой стойкости, такого воинского упорства. Мы уже обтекали огневую точку, двигались дальше, однако никакая сила не могла сдвинуть двух-трех пограничников с их позиции. Они предпочитали смерть возможности отхода. Советского пограничника можно было взять только при двух условиях; когда он был уже мертв либо если его ранило и он находился в тяжелом бессознательном состоянии... В нашем батальоне насчитывалось тогда 900 человек. Одними убитыми мы потеряли 150 человек. Больше 100 получили ранение. Многих понесло течением, и в суматохе мы так и не смогли их вытащить на берег...» А что было на вооружении застав? Винтовки, по одному-два станковых пулемета, по три-четыре ручных да гранаты. Автоматы ППД только привезли на заставы, но их никто не брал, они так и остались лежать в ящиках... Я не берусь сейчас восстановить боевую историю славного 92-го погранотряда. Это мне не под силу. О боевых действиях пограничников в Перемышле в первые часы, дни и последующие годы Великой Отечественной войны в документальном очерке «Дозорные западных рубежей» писал В.А. Козлов, в книге «Через всю войну» - М.Г. Паджев, в книге «Всегда с бойцами» К.И. Чернявский. О боевых действиях 92-го отряда писал и В.П. Беляев. Коломыя. 22 июня 1941 года. В приграничных районах Румынии и Венгрии к началу войны были сосредоточены румынские и немецкие войска. Численность их передовых отрядов, как предполагалось, в восемь раз превосходила наши пограничные части, но главные, ударные силы до начала июля задействованы не были. По телефону из Львова 24 июня 1941 г. 20.00 Хоменко. «По состоянию на 9.00 24.06.41... на участке Коломыйской комендатуры выброшен десант в числе 50 человек, одеты в пограничную форму и гуцульскую одежду. 35 человек из этого числа взяты в плен, остальные разыскиваются...» Глава 5 ОТХОД - 600 КИЛОМЕТРОВ... 1 июля 1941 года. Школа как разворошенный муравейник. Кто-то куда-то бежал, кто-то что-то тащил - ворох ли обмундирования, две-три винтовки, черные, учебные... - Куда? - Командир велел вон в тот колодец бросить... - Вторая рота, бегом к вещевому складу! Кто хочет сменить сапоги, можно брать командирские, яловые... Это уже совсем неожиданно. Нам, курсантам, - и командирские. Поддался этому искушению и я. Снял свои уже повидавшие виды за девять месяцев кирзачи, надел новенькие кожаные. Рядом с вещевым складом - продуктовый. Там на три повозки курсанты грузили какие-то мешки и ящики. Часов в 9 вечера командиров взводов дежурный вызвал к начальнику школы. Они вернулись быстро. По взволнованному лицу нашего старшины нетрудно было понять, что принесенное им известие нельзя отнести к разряду обычных. - Третий взвод, ко мне! Становись! Равняйсь! Смирно! Товарищи курсанты... - старшина чуть запнулся, - товарищи курсанты, обстановка очень сложная, Коломыя почти окружена. Вы знаете, что уже восьмые сутки на нашем участке границы идут бои. Но противник обошел нас слева и справа. Мы сейчас в тылу у фашистов. Получен приказ - сегодня оставить город... Да, ребятки, не думалось, что такое получится... Задача: собраться быстро, взять с собой все, как приказано: винтовку, патроны - два подсумка, гранаты, противогаз, шинель в скатку, флягу, вещмешки с личным. Собак - на коротких поводках, но длинные тоже взять, скребницы, щетки... Лишнего ничего не брать. Сам проверю. Ясно? Выступаем в 23.00. Разойдись!»

 Отправлено: 03.08.08 21:32. Заголовок: Полоса обороны 5 арм..

Полоса обороны 5 армии.
Место действия: Житомир-Новоград-Волынский-река Горынь-Чигири
Временной отрезок: март 1941 – 13 июля 1941 г.
Свидетель: Казаков Константин Петрович

Подразделение: 331 гаубичный артполк РГК
Источник: Казаков К. П. Огневой вал наступления. — М.: Воениздат, 1986.
с. 3 - 13

цитата:

В марте 1941 года, получив новое назначение, я выехал из Москвы на Украину, в город Житомир. … В Красной Армии строительство артиллерии базировалось на положении советской военной науки о необходимости гармоничного развития всех родов войск и видов вооруженных сил. Поэтому сравнительно с артиллерией фашистской Германии и империалистической Японии она развивалась со значительным опережением. Достаточно сказать, что в тридцатые годы, примерно за десять лет, наш артиллерийский парк буквально обновился сверху донизу, от самых легких орудий до сверхтяжелых. Например, 331-й артиллерийский полк, которым мне доверили командовать, вооружен был новейшими тяжелыми пушками-гаубицами калибра 152 мм. Вес полкового залпа — две тонны. 48 орудий, четыре огневых дивизиона. А пятый дивизион — артиллерийская инструментальная разведка — специальные установки для засечки по звуку дальних целей, главным образом артиллерийских батарей противника. В полку около двух с половиной тысяч бойцов, командиров и политработников. Обширное хозяйство. Большая ответственность. Приехал я в Житомир, принял командование этим гаубичным артиллерийским полком, а несколько дней спустя мы вышли на учения. Нелишне будет сказать о подготовительных мероприятиях на этом направлении в марте — июне сорок первого года, до начала войны. Сильная, хорошо организованная оборона, мощные контрудары, наносившие фашистским войскам немалые потери, были предопределены большой черновой работой, которую командарм 5-й армии генерал-майор танковых войск М. И. Потапов и его штаб проделали весной сорок первого. Хотя 331-й гаубичный артполк являлся частью резерва Главного Командования и находился в непосредственном подчинении командующего войсками Киевского Особого военного округа, меня в первой же беседе предупредили, чтобы я установил тесный контакт со штабом 5-й армии и участвовал во всех мероприятиях, проводившихся в ее полосе. Это были главным образом рекогносцировки местности. Вместе с другими командирами-артиллеристами, а иногда и с танкистами, саперами, пехотинцами мы выезжали в сторону границы, осматривали дороги, определяли их проходимость, намечали артиллерийские позиционные районы. В общем, довольно обычные учебные командирские занятия. Но здесь, на главной дороге, протянувшейся от Киева на Житомир, Новоград-Волынский и далее к польской границе, эти учебные задания воспринимались нами по-особому. О возможной войне с фашистской Германией не говорили, просто все мы чувствовали ее приближение. Полк наш располагался в окрестностях Житомира, поэтому, когда на рассвете 22 июня объявили боевую тревогу, вывести людей и технику в ближние леса, в заранее запланированный район, не составило большого труда. На легковой машине я выехал в Киев. В штабе округа подтвердили, что война началась, вручили пакет, который я должен был вскрыть на месте. Вернулся, собрал командиров и политработников на лесной лужайке, вскрыл пакет, зачитал вслух его содержимое. 331-му артполку предстояло по железной дороге выдвинуться на старую границу, в район города Новоград-Волынский, где поступить в распоряжение командующего 5-й армией. День мы простояли в лесу. Фашисты бомбили Житомир и его окрестности, но в нашем расположении бомбы не падали. Вечером подали эшелон, мы погрузились и двинулись на запад. Ехали с остановками из-за повреждений пути и путевых сооружений. Горизонт был в огне пожаров. До Новоград-Волынского не доехали: станция горела, пришлось полку выгрузиться в поле. Трактора ЧТЗ-65 с тяжелыми орудиями на прицепе, десятки автомашин, груженных снарядами и боевым имуществом, вытянулись в длинную, многокилометровую, колонну. Пока полк выгружался, мы вчетвером — заместитель командира полка по политчасти батальонный комиссар С. В. Братушный, мой помощник по строевой капитан А. Н. Камаев, начальник штаба капитан И. М. Семак и я — обсудили создавшуюся обстановку. Она достаточно сложная, если даже в Новоград-Волынском нам не уточнили расположение штаба 5-й армии. Будем искать. Горящий город обойдем стороной, дальше двинемся проселками. Выслали вперед разведку, организовали походное охранение. Граница еще далеко, до нее километров 270, но приготовиться не мешает. Хотелось как можно скорее войти в контакт с войсками 5-й армии, поэтому я с разведчиками на двух легковых газиках отправился вперед. Трудно сейчас вспомнить подробности этого лесного маршрута. Ехали и днем и ночью. По большому мосту перебрались через реку Горынь. Северо-западнее города Ровно нас остановили патрули. Оказалось, мы въехали в расположение штаба 15-го стрелкового корпуса. Меня отвели в палатку комкора полковника Ивана Ивановича Федюнинского. Он был в кожаном реглане, худощавый, с небольшими, аккуратно подстриженными усиками. Звонили полевые телефоны, входили и выходили штабные командиры. Комкор разговаривал с ними кратко. Ни слова лишнего. Очень строг, а на лице забота. Уже потом я узнал, что одна из его дивизий — 87-я стрелковая — сражалась в окружении. Да и вообще ситуация на фронте складывалась трудная. Между главными силами 5-й и 6-й армий образовался разрыв, в него устремились фашистские танковые корпуса. Докладываю комкору, что 331-й гаубичный полк РГК направлен в распоряжение командарма-5 генерала Потапова. Федюнинский сказал, как найти оперативную группу Потапова. Спросил: — Голодны? Ступайте в соседнюю палатку, колхозники принесли свежий хлеб и молоко. Покормите своих разведчиков. Приглашение было кстати. Мы, наверное, сутки, если не более, питались всухомятку. Попили парного молока, отправили двух разведчиков встретить нашу полковую колонну, сами двинулись дальше. К исходу дня в лесу под Клеванью, в палаточном городке, я увидел высокого стройного генерала. Подходя, услышал, как он разговаривал со штабными командирами. Речь шла о немецких танках — с каких направлений надо ждать их атаки. Этим генерал-майором был Константин Константинович Рокоссовский, командир 9-го механизированного корпуса. Выслушав мой доклад и узнав, что в полку 48 тяжелых пушек-гаубиц, он весело сказал: — Хорош полк! Очень хочу, подполковник Казаков, повоевать с вами вместе. Что скажете, а? Поддержите корпус огнем? Отвечаю, что с удовольствием поддержу, но сперва должен найти штаб 5-й армии — у меня приказ. — Понимаю! — кивнул он и объяснил, куда переместилась опергруппа генерала Потапова. Ну что особенного Рокоссовский мне сказал? Обычный деловой разговор. А уходил я от него взбодренный, с хорошим настроением. Наверное, потому, что и весь его облик, и спокойный, простой и дружелюбный тон сняли с души тревогу, которая многих из нас давила в эти тяжелые дни. Тогда я и подумал: «Вот так надо себя вести. Учись быть бодрым даже в критических ситуациях. Это воздействует на подчиненных сильней, чем любое специальное внушение». Часто и теперь я вспоминаю эту короткую встречу. Из расположения корпуса генерала Рокоссовского нам пришлось проехать назад, на восток. В лесу, на поляне, стояла ветряная мельница. Тут и нашли командарма-5 Михаила Ивановича Потапова. Штаб был где-то в другом месте, а здесь, ближе к передовой, разместилась небольшая оперативная группа с разведчиками и связистами. Командующий работал над картой. Он был в форме генерал-майора танковых войск, в танкистской, с черным околышем, фуражке. Лицо волевое, сосредоточенное. На висках заметная седина. Энергия, ум чувствовались в каждом сказанном слове. Командарм знал и хорошо понимал артиллерию. Это стало ясно, когда он в общих чертах объяснил, какие особенности могут ждать нас в будущих боях. — Надо, во-первых, немедленно подготовить весь личный состав к борьбе с массированными танковыми атаками противника. Подробности у начальника артиллерии, — добавил он и отпустил меня. В состав 5-й армии 331-й артполк вошел вечером 27 июня. Накануне механизированные корпуса К. К. Рокоссовского и Н. В. Фекленко нанесли удар в направлении Дубно, отбросили противника на 30 с лишним километров, однако развить успех не смогли. Фашисты вклинились между наступающими корпусами, вынудили их отойти. На исходе 27 июня части 5-й армии стали занимать оборону по реке Горынь. Соответствующую задачу получил и я от начальника артиллерии армии генерал-майора Владимира Николаевича Сотенского. Он указал позиционный район для артполка. Среди поставленных нам боевых задач была одна весьма важная: уничтожить мост на Горыни. То ли не успели его взорвать, то ли не хотели, надеясь повторить контрудар на Дубно, — этого не знаю. Но Сотенский приказал на всякий случай к утру подготовиться для стрельбы по мосту. — Нельзя торопиться, — добавил он. — У нас нет связи с некоторыми частями. Возможно, они пробиваются к мосту с противоположной стороны. Но и позволить немецким танкам с ходу проскочить мост, сами понимаете, тоже нельзя. Свяжитесь с командиром соседней, 62-й стрелковой дивизия, выясните все на месте. Еще засветло 331-й артполк двинулся в назначенный район. Около шести вечера, при высоком еще солнце, налетели фашистские бомбардировщики. Поскольку с воздуха нас никто не прикрывал да и с зенитной артиллерией было плохо, мы заранее сами подготовили себе противовоздушную оборону. По инициативе комиссара Семена Васильевича Братушного ручные и станковые пулеметы, подобранные на поле и отремонтированные нашими артмастерами, бойцы приспособили для стрельбы по воздушным целям со сколоченных на скорую руку тумб. В этот вечер мы опробовали импровизированные зенитные средства. Сбить самолеты врага не сбили, но и ходить над колонной бреющим полетом тоже не позволили. Пока все это происходило на дороге, разведчики уже вышли на берег Горыни и нашли неподалеку от него хороший наблюдательный пункт — ветряную мельницу. Забрался я наверх, оттуда открылся далекий обзор в сторону противника. Местность плоская, много низменных и заболоченных участков, там и сям среди деревень и хуторов торчали колокольни церквей, мельницы-ветряки. Солнце заходило, косые лучи били прямо в глаза. Видимость ухудшилась, но несомненно, что в этот час с церквей и ветряков фашистские наблюдатели тоже рассматривали в стереотрубы и бинокли наш берег Горыни. Обращаюсь к командиру взвода разведки старшему лейтенанту Павлову: — Мост видишь? — Вижу. — Этот мост мы должны разрушить. Если противник будет наступать. Значит, надо узнать, будет ли. — Понятно! — ответил он. — Пойду за реку. Он ушел за реку со своими разведчиками, когда стемнело. Тихо ушел — ни выстрелов, ни криков со стороны противника мы не слышали. И так же тихо вернулся на мельницу. Около полуночи меня окликнули: — Товарищ комполка! Старший лейтенант Павлов просит вас спуститься вниз. Внизу, возле мельницы, я увидел огоньки цигарок. Разведчики курили, сидя на траве. Поодаль стояли двое. Не курили. Сразу понял: пленные! Так и оказалось. Павлов доложил, где и как их взяли. Я в свою очередь доложил по телефону в штаб армии. Оттуда приказали немедленно доставить пленных. Перед рассветом мне позвонил начальник артиллерии генерал Сотенский. Сказал, что пленные дали ценные показания. Оба утверждали, что немецкие войска получили приказ начать наступление в семь утра. Наша задача теперь ясна: утром уничтожить мост. К этому времени 331-й артполк уже встал на позиции. Дивизионы старшего лейтенанта Н. Ф. Плавского и капитана С. В. Масленникова расположили свои батареи в 4–5 км от берега Горыни, дивизионы капитанов Г. Р. Саля и Г. Д. Делико — значительно глубже, в 6–8 км. Надо было думать не только о тех боевых задачах, которые мы получили и которые обычны для пушек-гаубиц, ведущих огонь с закрытых позиций на большие дальности — на 17 км и более. Когда я разговаривал с командиром 62-й стрелковой дивизии, он рассказал, что в предыдущих боях буквально все калибры его орудий стреляли прямой наводкой по танкам. — На пехоту надейтесь, но и сами не плошайте! — добавил он. — Немцы применяют танки массированно, авиация наводит их на наши артиллерийские позиции. Стремятся обойти и ударить с тыла. Если не будете готовы встретить танковую атаку прямой наводкой, сомнут. Конечно, за одну ночь не перестроишься из артиллериста-контрбатарейщика в артиллериста-противотанкиста, однако при наличии кадровых, отлично подготовленных бойцов и командиров можно немало сделать и за такой короткий срок. Иван Мартьянович Семак возглавил дело. В каждом дивизионе и батарее создали группы прикрытия, вооруженные пулеметами и гранатами. Позиции для тяжелых пушек-гаубиц выбрали с расчетом на прямую наводку. Батареи поставили так, чтобы они страховали друг друга огнем на случай прорыва немецких танков. Все это делали в темноте, на незнакомой местности, в считанные часы. Помогли тренировки, которые мы проводили в предшествовавшие войне весенние месяцы. По карте с применением самых точных методов подготовили исходные данные для стрельбы по мосту. Еще раз созвонились с начальником артиллерии армии. Я спросил: — Команды не ждать, так? — Так! — ответил Владимир Николаевич Сотенский. — Все решишь сам. Утро было безоблачное, и примерно к пяти часам речной туман рассеялся. Солнце взошло у нас за спиной, в его лучах расположение противника хорошо просматривалось. Он не очень-то и маскировал свои намерения. К Горыни выдвигались танки, шли пехотные колонны. На подходе к реке они рассредоточивались, а фашистские разведчики уже шныряли в кустах у самой воды. С нашей стороны ударил пулемет, фашисты ответили. Но его была, так сказать, прелюдия боя. В семь утра налетела вражеская авиация. «Юнкерсы» и «мессершмитты», десятки машин, сменяя друг друга, бомбили и обстреливали наш передний край, огневые позиции артиллерии, тыловые дороги, деревни и хутора. Затем, после короткой мощной артподготовки, к Горыни двинулись танки, за ними в бронетранспортерах и грузовиках — мотопехота. Открыла огонь легкая артиллерия 62-й стрелковой дивизии, застучали пулеметы, автоматы, винтовки. Вражеские солдаты выпрыгивали из машин и группами, прикрываясь танковой броней, продолжали наступать. Вижу, как первый танк, переваливаясь, вполз на мост и быстро пошел к нашему берегу. Приказываю старшему лейтенанту Плавскому: «Огонь!» В грохот боя вторгается дальний слитный залп двенадцати тяжелых пушек-гаубиц. Снаряды рвутся. Высоченные фонтаны воды вздымаются близ мостовых устоев. Один снаряд рванул на мосту. Командую: «Четыре снаряда, беглым — огонь!» Поправки никакие не нужны. Прицел точен, а разброс снарядов — это естественный эллипс рассеивания. В момент когда орудия Плавского ударили беглым огнем, по мосту двигались уже два средних немецких танка. Снаряды, каждый весом почти в три пуда, один за другим взорвались на мосту, разбивая настил, обрушивая балки. Еще серия «четыре — беглым». Задний танк, тараня ограждения моста, съехал с него и многотонной громадой ухнул в реку. За ним свалился второй. Мы продолжали бить по мосту, пока не разрушили его полностью. Одновременно три других дивизиона обстреливали наступавшие танки и пехоту. 48 тяжелых орудий сделали свое дело. Противник попятился и отошел, скрывшись за складками местности. Позвонил начальник артиллерии генерал Сотенский, сообщил, что атаки противника отбиты по всему фронту обороны 5-й армии. Он поставил нам новые задачи, в том числе и по выявлению и подавлению тяжелых артиллерийских батарей противника. Это наша, как говорится, основная работа. Незадолго до войны 331-й артполк по этим вопросам проверил начальник артиллерии Киевского Особого военного округа генерал Н. Д. Яковлев. Приехал неожиданно, ночью, поднял по тревоге, вывел на полигон и поставил ряд задач по засечке и уничтожению огневых средств. Стреляли разными способами. Меня как командира полка он тоже проверил. Приказал стрелять «по секундомеру». То есть я должен был, наблюдая вспышки выстрелов батареи условного противника, с помощью секундомера определить разницу во времени между вспышкой света и звуком выстрела, чтобы затем вычислить дальность до цели. Способ достаточно элементарный, но менее точный, чем при засечке звука специальными приборами. Задачу, поставленную Николаем Дмитриевичем Яковлевым, мне удалось выполнить. Командиры дивизионов и батарей тоже выполнили свои задачи, и начальник артиллерии округа объявил нам благодарность. Теперь, на Горыни, наши разведывательные подразделения — батарея звукоразведки и батарея топографической разведки — работали с полной нагрузкой, определяя местонахождение вражеской артиллерии и передавая эти данные в огневые дивизионы. Контрбатарейной борьбой мы занимались несколько суток. Все атаки противника на участке 62-й стрелковой дивизии и других соединений и частей 15-го корпуса были отбиты. Но однажды утром мы узнали, что фашистские танки форсировали Горынь где-то южнее. Перестали слышать там привычные звуки боя. В середине дня ко мне на мельницу позвонил командир 3-го дивизиона капитан Саль. — Наблюдаю немецкие танки! — доложил он. — Много? — Трудно сосчитать. Идут колонной по проселку. Густая пыль. Это у нас в тылу, километрах в полутора. К вечеру обстановка еще более осложнилась. Противник с тыла атаковал огневые позиции 1-го и 3-го дивизионов. Здесь я впервые увидел, как «работает по танку» наша пушка-гаубица на прямой наводке. С командиром батареи старшим лейтенантом Феофаном Кравченко мы наблюдали за дорогой, когда сзади кто-то из разведчиков шепнул: — Товарищ комполка, вон они! Я оглянулся. По мелколесью, то показываясь в осиннике, то исчезая в нем, неспешно шли немецкие танки Т-III. Наши орудия, хорошо окопанные и замаскированные свежей зеленью, противник не замечал. Феофан Феофанович Кравченко взглянул на меня, я кивнул и почувствовал, как пересохло в горле. Танки шли, подставляя нам борта, до них было метров 600. Но дело в том, что предварительно батарейцы должны были развернуть орудия на 180 градусов. Маскировка слетит, и тут уж кто кого опередит! — На колеса! — приказал Кравченко. Бойцы расчетов, разведчики, связисты, водители — все кинулись к семитонным орудиям, чтобы, навалившись вместе, быстро развернуть их стволами к противнику. Управились в считанные секунды, и вот уже Кравченко скомандовал: — Первому орудию — по головному танку! Второму по танку, ориентир шесть! Третьему... Грохнул выстрел. Головной танк от мощного удара как бы подпрыгнул и загорелся. У другого танка слетела башня, третий встал с расколотой броней, трещина была видна невооруженным глазом. Потом мне не раз доводилось видеть результативную стрельбу по немецким танкам, но эта запомнилась крепче всего. Может, потому, что она первая, а может, и потому, что уж очень эффективна и наглядна была эта стрельба тяжелых пушек-гаубиц прямой наводкой. Ночью наш полк, выведя все орудия и машины, вышел из окружения и опять влился в боевые порядки 5-й армии. Армия продолжала активные действия, упорно контратакуя северный фланг немецко-фашистской группы армий «Юг», вынуждая ее отбивать эти контратаки на шоссе Новоград-Волынский — Житомир — Киев. Попытка вражеского командования с ходу прорваться к Киеву и овладеть им была сорвана. Запомнился мне день 13 июля у поселка Чигири. На опушке леса, в землянке, командующий армией Михаил Иванович Потапов поставил на карте кружочек и приказал мне: — Отсюда не уходить. Стоять до последнего. — Есть, до последнего! — ответил я. Он подумал и добавил: — Шоссе должно стать непроходимым для их танков. Объясните с комиссаром каждому бойцу, что вся 5-я армия на него смотрит и надеется... Семен Васильевич Братушный и его политработники вышли на огневые позиции и находились там в течение многодневного и почти непрерывного тяжелого боя. Захваченный участок шоссе мы наглухо закрыли. Часть орудий била фашистские танки прямой наводкой, другая часть вела огонь с закрытых позиций. Сожгли и подбили десятки вражеских танков и бронетранспортеров. Особенно отличились на прямой наводке батареи Феофана Кравченко, Федора Черевко и Павла Бабия. Молодые совсем люди, 22–23-х лет от роду, они быстро стали настоящими солдатами. В этих боях геройски погиб любимец полка, первый плясун, певец, отличный штабной командир, старший лейтенант Павел Иванович Батунов. Были и другие потери. Но полк в целом оставался полностью боеспособным. Только три орудия из 48 были потеряны безвозвратно. 5-я армия, отходя в глубину Коростеньского укрепленного района, продолжала вести упорные бои за каждый метр земли. Так было в июле и первой половине августа. К этому времени стали ощущаться перебои в снабжении, мы были вынуждены экономить снаряды.

 Отправлено: 28.08.08 13:38. Заголовок: Статья быв.начальник..

Статья быв.начальника штаба 41-й сд Н.Еремина в ВИЖе №4 за 1959 года о боях в начале войны. http://forgb.awardspace.com/eremin.html
15 сканов страниц . Вверху нажимаете на скроллер для перехода на следующую страницу

 Отправлено: 28.08.08 13:54. Заголовок: Алтын пишет: Статья..

Алтын пишет:

цитата:

Статья быв.начальника штаба 41-й сд Н.Еремина в ВИЖе №4

Ага, тоже накропал на ВИФе.
Кстати, там же -сканы мемуаров Кривошеина. Хоть и довоенные, но любопытны: 39-й год, Брест, встреча с Гудерианом.

 Отправлено: 13.09.08 22:21. Заголовок: Баграмян Иван Христо..

Баграмян Иван Христофорович
Так начиналась война http://victory.mil.ru/lib/books/memo/bagramyan1/index.html
Еременко Андрей Иванович
В начале войны http://victory.mil.ru/lib/books/memo/eremenko_ai_1/index.html
Москаленко Кирилл Семёнович
На Юго-Западном направлении. Книга
http://victory.mil.ru/lib/books/memo/moskalenko-1/index.html

 Отправлено: 04.10.08 18:03. Заголовок: Не совсем воспоминан..

Не совсем воспоминания.... Но подходит.
Как я понимаю, это командир 19 танкового полка 10 тд 15 мехкорпуса - подполковник (в 1941) В.А. Пролеев. Фото 1950 года.

 Отправлено: 04.10.08 18:41. Заголовок: Б.Л. Переслегин ©199..

Б.Л. Переслегин
©1999
послесловие к книеге Н. Попеля. В тяжкую пору.
"Июнь 1941 года: Приграничное сражение на Юго-Западном фронте". Четвертый мехкорпус раздергали по частям: два батальона 32-й т.д. были подчинены командиру 32-го мотострелкового полка и занимали оборону на окраине Радзехова, остальные части этой дивизии действовали в районе Великих Мостов. Какие-то батальоны были подчинены 3-й кавалерийской дивизии. Вечером комдив получил непосредственный (то есть, не продублированный штабом корпуса) приказ Музыченко уничтожить пехоту и 300 танков противника в районе Каменки. Восьмой мехкорпус только к 12 часам дня сосредоточился в районе Куровиц, после чего Музыченко, вопреки прямому приказу штаба фронта направил его на Яворов. (Остается неясным, то ли командарм-6 не получил приказ фронта, то ли игнорировал его). Лишь к ночи Рябышев выясняет, что его войска должны находиться в районе Броды.
Вот как описывают действия танковых частей Красной Армии непосредственные участники событий :
"Тридцать вторая танковая дивизия 4-го мехкорпуса, в каждом полку по два батальона, вооруженные танками Т-34 и КВ (1-й и 2-й батальоны), и батальон БТ (3-й) носью с 21.06 на 22.06 получили в 3.00 приказ о выдвижении в район Янова.

Утро 22.06. 63-й танковый полк 32-й т.д. получает задачу выдвинуться в район Судова Вишня (откуда в 10.00 того же дня 34-я т.д. 8-го мехкорпуса начала движение к Самбору). На полпути полк получает новую задачу - повернуть на Рава-Русскую, где у деревни Краковец прорвались немцы, выбить их и восстановить положение. (Распоряжение штаба 6-й армии - выделить два батальона средних танков от 32-й т.д. и батальон мотопехоты от 81-й мотострелковой дивизии, нанести удар на Жолкев и во взаимодействии с частями 15-го мехкорпуса уничтожить пехоту и танки противника в районе Радзехув. Подписал начальник штаба 6-й армии Иванов)".

"Свой 19-й танковый полк 10-й танковой дивизии 15-го мехкорпуса на месте дислокации в Золочеве я не застал, тут и там воронки, бомбили. Неужели наш полк разбит, такой полк? Только один мой батальон имел 31 КВ, 5 БТ-7, 3 бронемашины.
К исходу дня удалось разыскать штаб 15-го мехкорпуса. Обрадовался я напрасно: никто из штабистов не мог сказать, где сейчас находится 19-й танковый полк. Всю ночь разыскиваю его и нахожу в районе Топорува, где он занимает оборону. Пятнадцатый мехкорпус получил приказ - разбить танковую колонну немцев, рвущихся на юго-запад от Сокаля. 212-я мотострелковая дивизия не имела даже автомашин. На все запросы в штаб фронта комкора Карпезо о том, что он не может в срок выполнить приказ ввиду отсутствия автотранспорта, следовал ответ: "Выполняйте".
http://www.igstab.ru/materials/other/1941.htm

 Отправлено: 17.10.08 23:39. Заголовок: Недавно на ВИФе была..

Недавно на ВИФе была полемика относительно некоей организации, которая собирает интервью и мемуары участников ВОВ.
Мнения разделились, но суть не в том. Кое-какие их наработки выложены. Вот тут:
http://www.ainros.ru/proekt.htm
Рекомендую. Попадаются свидетельства участников боев того периода и в тех самых местах...
Просьба -если кто что найдет топичное - фрагментарно или просто с указанием мемуара -дать знать.

Примерно так: http://www.ainros.ru/post.htm?kn=1&ab=osdg1&nf=katkov_pf.pdf
Кстати, любопытно - через Немиров боевой путь пролегал.... А закончился..... взятием в плен Власова....

Вот тоже... Какая часть, когда, как? http://www.ainros.ru/post.htm?kn=3&ab=osdg1&nf=medvedev_am.pdf

Что интересно! В ряде воспоминаний указаны надписи на танках.
В частности - http://www.ainros.ru/post.htm?kn=3&ab=osdg1&nf=popov_is.pdf ЕМНИП, что то похожее было на Бэе.
Он или нет, но.... В других воспоминаниях ссылаются на некий танк "От родителей-сыну". Это, случаем не известный ли "От отца -сыну Кисенко"?

Одним словом, есть что почитать.

 Отправлено: 24.10.08 21:17. Заголовок: Открытое письмо гене..

Открытое письмо генерал-лейтенанта А. А. Власова
И вот разразилась война. Она застала меня на посту командира 4 мех. корпуса .Как солдат и как сын своей Родины, я считал себя обязанным честно выполнить свой долг. Мой корпус в Перемышле и Львове принял на себя удар, Выдержал его и был готов перейти в наступление, но мои предложения были отвергнуты. Нерешительное, развращенное комиссарским контролем и растерянное управление фронтом привело Красную Армию к ряду тяжелых поражений.
http://www.roa.ru/warum.html

 Отправлено: 25.10.08 22:32. Заголовок: volodia пишет: Откр..

volodia пишет:

цитата:

Открытое письмо генерал-лейтенанта А. А. Власова

Мое отношение к этому письму. После драки кулаками не машут. И тем более не плачут, что не услышали и т.д. Значит невнятно доказывал свою точку зрения.

 Отправлено: 27.10.08 08:05. Заголовок: Описание командиром ..

Описание
командиром 8-го механизированного корпуса
боевых действий корпуса
с 22 по 29 июня 1941 г.
http://ww2doc.50megs.com/Issue33/Issue33_69.html Было уже?

 Отправлено: 31.10.08 22:17. Заголовок: volodia пишет: Было..

volodia пишет:

цитата:

Было уже?

Было. Это из СБД. Там много чего есть. И 32 тд, и 10 тд, и 37-я.....

Кстати, а вот и топичный мемуар: http://militera.lib.ru/memo/russian/shashlo_tm/index.html

32-я танковая дивизия.... Много, кхм, странного(Рава-Русская особенно), но...

 Отправлено: 04.11.08 19:45. Заголовок: Попель Николай Кири..

Попель Николай Кириллович "В тяжкую пору " http://militera.lib.ru/memo/russian/popel1/index.html

 Отправлено: 20.11.08 09:07. Заголовок: Где было дело не зна..

Где было дело не знаю
Ветеран гвардии старший лейтенант запаса Василий Викентьевич Сазонов встретил войну именно на Т-35:
«Пошли мы в атаку на хутор, а по нас слева немецкая пушка огонь открыла. Я башню туда довернул - глядел, глядел, ничего не вижу! По башне - бумм! А из башни не высунешься. Пули, как горох обсыпают, да и нельзя в бою-то. У тебя главной башней шкуру с башки сорвет к шуту, а может и башку оторвет. Вот и гляжу себе в перископ - ничего не вижу, только окопы немецкие. А по нас опять: «Бум! Бум!!» Немецкие снарядики долбят через 5 секунд каждый, и уже не только в левый борт, но и в мою башню прилетают. Вот увидел вспышку. Ну и навел туда, открыл огонь - снарядов десять отправил. Кажется попал, а может и нет. По нас опять долбят. Не дошли мы до хуторка метров с полсотни - гусеницу нам оборвало. Что делать? Покидать танк? Вроде ни к чему. Стреляем во все стороны из всего, что есть! А опять ничего не вижу. Стреляю в белый свет, пока снаряды есть. Наши уж уползли дальше. А нам стало еще хуже - долбят со всех сторон. Мотор заглох, пушку заклинило, главная башня не вертит-ся. Тут показались немецкие солдаты. Бегут к танку с какими-то ящиками, а я по ним стрелять могу только с «нагана».
Понял, что драпать пора. Выполз из башни, спрыгнул с высоты на дорогу. Хорошо, что пулемет ихний замолчал. Мой заряжающий за мной сиганул, ногу подвернул. Я его в яму придорожную стащил за собой. За нами моторист увязался. Стали отползать, тут наш танк и ахнул. Это немцы его толом рванули. А мы канавой отползли к реке.
Потом к нам приблудились еще трое — экипаж Т-26. С ними мы и отошли обратно к Ситно, но своих там нашли только с десяток человек - остатки разных экипажей. Из «тридцать пятых» четверо и все из разных машин. Одного рванули, как и нас, один подорвался на мине, один сгорел сам. С ними из окружения мы и вышли спустя пять дней. Вот так закончилось для меня танковое сражение под Дубно. А больше я «тридцать пятых» в боях не видел. Считаю, что могли они нормально воевать в сорок первом. Танки могли. Танкисты — нет еще».

 Отправлено: 20.11.08 09:41. Заголовок: volodia пишет: Где ..

volodia пишет:

цитата:

Где было дело не знаю

М. Коломиец, М. Свирин. Тяжелый танк Т-35. Сухопутный дредноут Красной армии. М. 2007.
Это небольшой отрывок из рассказа, приведенного в книге.
Но большая часть боя попала и в этот отрывок. Потом выложу описание боя целиком.

По делу, это может быть только описание боя, последствия которого запечатлены на фотографиях с танками 009-011.